Здание Госбанка (Воронеж)

Здание Госбанка — административное здание в Воронеже, расположенное по адресу: Театральная улица, 36. Также является одним из зданий, обрамляющих Никитинскую площадь.

В XIX веке здесь располагалась усадьба Шуклиных. Она постепенно дробилась между наследниками и частично распродавалась. В 1910 году участком владел хозяин многих магазинов купец М. Л. Шоршоров. Вокруг его двухэтажного дома располагались дровяные склады. Рядом, на углу, находилась стоянка извозчиков.

В 1920-е годы здания, стоявшие на этом месте, были снесены, и обсуждались варианты застройки территории. В частности, предлагалось построить комплекс зданий областного совета или новый социалистический театр. В итоге участок передали Наркомату финансов. В 1931—1932 годах по проекту Д. А. Дегтярёва было построено здание Госбанка. Оно представляет собой подчёркнуто конструктивистское сооружение. Здание было восстановлено после войны с незначительными изменениями (немного уменьшена ширина окон верхних этажей), несмотря на псевдоклассические веяния в архитектуре.

Литература

• Акиньшин А. Н., Ласунский О. Г. Записки старого пешехода. Прогулка по Большой Дворянской — проспекту Революции. — 2-е издание. — Воронеж: Правдивцев и К°, 2002. — С. 74-78. — 352 с. — ISBN 5-89981-256-7.
• Чесноков Г. А. Архитектура Воронежа: история и современность. — Воронеж: Воронежская государственная архитектурно-строительная академия, 1999. — 396 с.

Отрывок, характеризующий Здание Госбанка (Воронеж)

Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.