Здание Казанской художественной школы

 памятник архитектуры (федеральный)

памятник градостроительства и архитектуры
Здание Казанской художественной школы
Главный фасад Казанской художественной школы на дореволюционной открытке
Страна	Россия
Местоположение	Казань: Улица Карла Маркса, 70
Координаты	55°47′39″ с. ш. 49°08′20″ в. д.55.7944306° с. ш. 49.1391639° в. д. / 55.7944306; 49.1391639
Автор проекта	К. Л. Мюфке (архитектор-строитель)
Строительство	1900—1905 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 1600182000
Состояние	Удовлетворительное

Здание Казанской художественной школы — здание в Казани, построенное в начале XX века в псевдорусском («русском») стиле.

Здание Казанской художественной школы является яркой достопримечательностью центра города, объектом культурного наследия федерального (общероссийского) значения. В нём размещаются Казанское художественное училище имени Н. И. Фешина (с 2004 года) и Казанский филиал Московского государственного академического художественного института имени В. И. Сурикова (с 2008 года).

Описание

Здание Казанской художественной школы, расположенное на улице Карла Маркса (дом 70), представляет собой Н-образное в плане трёхэтажное здание с оштукатуренным и побелённым нижним этажом, с кирпичной кладкой под расшивку в верхних этажах.

Общая площадь здания составляет 5232,2 м². Оно стоит в угловой части квартала с значительным отступлением от красной линии застройки.

Архитектурная композиция и декоративное устройство фасадов отличается большим профессионализмом. Нередко встречается утверждение, что внешнее оформление здания — одно из лучших для общественных зданий в Казани. Тёмно-красные кирпичные стены верхних этажей в сочетании со светло-кремовыми первого этажа и такого же цвета архитектурными деталями, вкраплёнными в поверхности стен, придают зданию облик русского терема. Принято считать, что архитектура здания решена под влиянием творчества архитектора А. Н. Померанцева, автора и строителя Новых торговых рядов на Красной площади в Москве.

Главный трёхчастный фасад с двумя боковыми ризалитами имеет симметричную композицию. Парадный вход размещён в центральной части объёма в виде выступающего портика, с высоким пьедесталом и антаблементом. Антаблемент прорезается входной аркой, опирающейся на невысокие колонны из полированного гранита, со стилизованными капителями. Портик завершается карнизом с раскрепованным резным глухим парапетом, являющимся ограждением балкона.

На втором этаже вход акцентируется двумя спаренными трёхчетвертными колоннами, поставленными в простенках между окнами, с капителями, вазами и поясками посередине. Стилизованный антаблемент имеет арочное завершение, связанное с карнизом второго этажа. На крыше по оси входа с отступом от наружной стены возвышается на декоративно обработанной кубообразной надстройке световой шлемовидный фонарь.

В отделке здания использовались лучшие сорта кирпича-железняка, царицынские и ананьинские известняки, белый кукарский камень. Полы настилались паркетом и метлахской плиткой русских заводов, при остеклении окон мастерских применяли зеркальное стекло. Карнизы в интерьерах украшали лепные фризы с атрибутами «свободных художеств» (палитра, кисти и другими).

История

Для организованной в 1895 году Казанской художественной школы в 1900—1905 годах было возведено собственное здание. До этого школа действовала в здании III женской гимназии.

Строительством ведал преподаватель истории архитектуры, теории перспективы и теней, строительного искусства, архитектурного проектирования, черчения, рисования и живописи; организатор архитектурного отделения и заведующий самой школы (в 1898—1900 годах) — Карл Людвигович Мюфке. Наряду с предыдущим заведующим Н. Н. Бельковичем, он был членом Попечительского комитета и участвовал в решении вопроса о финансировании строительства нового здания для школы. В начале 1901 года К. Л. Мюфке представил проект и смету в Академии Художеств в Санкт-Петербурге. Проект был утверждён академической комиссией, в составе которой были А. Н. Померанцев и Л. Н. Бенуа.

Возведение здания началось 13 мая 1901 года после ассигнования из бюджета первых 180 тыс. рублей. К ноябрю 1903 года строительные работы были полностью завершены.

Здание школы было выполнено в «русском стиле», отличном от соседних зданий (Родионовского института, Промышленного училища), сочетавших элементы классицизма и эклектики. Это единственный проект зодчего в данном стиле. Северный фасад «терема» был обращён на Грузинскую улицу (ныне улице Карла Маркса) и огромный плац-парад за ней (ныне сквер Льва Толстого), а западный — на Институтскую улицу (ныне улица Толстого). Ранее здесь располагалась западная окраина площади Арского поля.

2 декабря 1903 года у школы горела крыша актового зала и был разрушен её верх. На реконструкцию здания было потрачено 25 тыс. рублей. Сохранились сведения о покупке К. Л. Мюфке некоторых материалов для строительства за собственный счёт, например, каменных колонн, украшающих входную группу. В ходе работ он внёс существенные изменения в архитектуру верхней части здания. Первоначально построенные пирамидальные «чердаки» на боковых ризалитах, увенчанные луковками, были замены на коньковые шатры с гребнями. Центральная восьмигранная пирамида с двуглавым орлом на четверике была заменена на большой стеклянный шлемовидный купол, расчерченный сеткой каркаса.

После доработок строительство было полностью завершено в 1905 году, в честь чего К. Л. Мюфке был награждён орденом Святого Станислава 3-й степени.

В целом, здание художественной школы полностью подчинялось своему функциональному назначению: в нём были предусмотрены просторные специальные классы для утреннего и вечернего рисунка, классы с зеркальными окнами, великолепный актовый и выставочные залы, целиком остеклённый третий этаж, предназначенный для мастерских художников. Для художественных мастерских преподавателей было сделано специальное наклонное освещение для рассеивания прямого попадания солнечных лучей.

С 1926 по 1929 годы в здании располагался индустриальный техникум повышенного типа; в 1929—1930 годах — политехнический институт; в 1930—1941 годах — институт инженеров коммунального строительства. В 1941—2003 годах здание являлось вторым корпусом Казанского авиационного института (КАИ), впоследствии технического университета (КГТУ им. А. Н. Туполева). В советский период был утрачен западный шатёр на крыше, здание кардинально перепланировалось. Наклонная стеклянная стена третьего этажа была заменена на вертикальное остекление. К началу 2000-х годов были забиты витражи, в плохом состоянии находилось внутреннее убранство.

В 2004 году здание было передано Казанскому художественному училищу. В 2005 году главный фасад здания был отреставрирован, в последующие годы осуществлены внутренние реставрационно-восстановительные работы.

Указом Президента Российской Федерации № 176 от 20 февраля 1995 года Здание Казанской художественной школы признано памятником градостроительства и архитектуры федерального значения.

Интересные факты

• К. Л. Мюфке оказался одновременно заказчиком (как заведующий школой), проектировщиком (автором проекта) и непосредственным строителем («прорабом») здания Казанской художественной школы.
• Изображение здания помещено на эмблему Казанского художественного училища.

Литература

• Остроумов В. П., Соловаров К. Н. и др. 50 лет Казанской высшей строительной школе (1919—1969). — Казань, 1969. — С. 100—103.
• Остроумов В. П. Казань. Очерки по архитектуре и планировке города. — Казань: Издательство КГУ, 1978.
• Остроумов В. П. Здание художественной школы // Казань в памятниках истории и культуры / Под ред. С. С. Айдарова, А. Х. Халикова, М. Х. Хасанова, И. Н. Алеева. — Казань: Татарское книжное издательство, 1982. — С. 150—151.
• Саначин С. П. Карл Мюфке, его жизнь и деятельность // Казань. — 1996. — № 9-12. — С. 92-97.
• Бичанина З. И. Созидатель: очерк жизни и творчества К. Л. Мюфке. — М.: AOO «Международный союз немецкой культуры», 2008. — 112 c., илл. — ISBN 978-5-98355-054-4.
• Ключевская Е. П. Казанская художественная школа. 1895—1917. — СПб.: Славия, 2009.

Ссылки

• [rustik68.narod.ru/kazan/kai-2.html Экс-Второе здание КАИ] // Сайт о Казани Рустема Ахунова.

Отрывок, характеризующий Здание Казанской художественной школы

После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.