Здание Московского международного торгового банка

Здание
Здание Московского международного торгового банка
Здание Московского международного торгового банка
Страна	Россия
Москва	Улица Кузнецкий Мост, 15/8 — Улица Рождественка, 8/15
Автор проекта	С. С. Эйбушиц
Строительство	1895—1898 годы
Статус	Объект культурного наследия города Москвы № 4240

Здание Московского международного торгового банка — историческое здание в Москве, расположенное на углу улиц Кузнецкий Мост и Рождественки. Построено по заказу Московского международного торгового банка архитектором С. С. Эйбушицем в 1898 году. Здание является объектом культурного наследия регионального значения.

История

В начале 1800-х годов на углу с Рождественкой стоял дом купца В. Деллавоса, затем перешедший Ф. Шмиту, а после него П. Маскле. В 1820-х годах в доме размещались модные магазины Фало и Ришара, магазин стальных вещей Андрюса, пенковых трубок Якобсона, токарная мастерская Копривы. В 1830-х — 1860-х годах участок принадлежал владельцам магазина столовой посуды Гарднера, отцу и сыну Комаровым. Позднее здесь разместились магазины: музыкальный Эрлангера, «Гаванский магазин» колониальных товаров К. Мальмерга, «Депо папирос и табака». В 1875 году владение перешло крупному московскому предпринимателю И. Г. Фирсанову, а затем его дочери В. И. Фирсановой-Ганецкой. В середине 1890-х годов угловой с Рождественкой участок приобрёл основанный Л. С. Поляковым Московский международный торговый банк, являвшийся одним из самых крупных банков России.

После покупки банком участка старые строения были снесены, и в 1895—1898 годах архитектор С. С. Эйбушитц возвёл современное здание на переломе улицы, замыкающее её перспективу между Неглинной и Рождественкой. Архитектурным прототипом возведённого в стиле ренессанса дома послужило здание банка Святого Духа в Риме — первого в истории архитектуры сооружения, построенного специально для банковских нужд. Угловой вход, акцентированный большим полуциркульным окном и башнеобразным выступом четвёртого этажа, а также ритм уменьшающихся окон сообщают зданию несколько преувеличенный масштаб, делают его доминантой на этом участке улицы. Монументальное банковское здание облицовано радомским песчаником и украшено орнаментом из цинка, первый этаж выделен крупной рустовкой и тёмной окраской. Диагонально ориентированный операционный зал банка перекрыт лёгкими конструкциями инженера В. Г. Шухова. Первоначально дом венчал небольшой аттик с маскароном, однако к 1930-м годам он был утрачен.

В начале XX века на первом этаже здания открылся один из самых необычных ресторанов Москвы «Квисисано», в котором полностью отсутствовала прислуга, а еда и напитки выдавались автоматическими буфетами. После объединения В. С. Татищевым в 1909 году трёх бывших банков Л. С. Полякова в здании разместился Соединённый банк. В советское время здание занимали также преимущественно банковские учреждения: Центральная сберкасса, Международный банк экономического сотрудничества (Банк СЭВ), Жилсоцбанк СССР. В начале 1920-х годов здание было отремонтировано по проекту архитектора А. Д. Чичагова. В 1959 году на третьем этаже здания разместился возглавляемый И. Э. Грабарём Государственный институт искусствознания. В 1990 году владельцем здания стал Мосбизнесбанк, на средства которого в 1995 году архитектором В. А. Боевым была произведена первая с момента постройки реставрация, в результате которой фасадам и интерьерам здания был возвращён первоначальный облик. В настоящее время в доме размещается головной офис Банка Москвы. Здание является объектом культурного наследия регионального значения.

Литература

• [www.outdoors.ru/book/msk/msk_strit1.php?str=136 Москва: Архитектурный путеводитель] / И. Л. Бусева-Давыдова, М. В. Нащокина, М. И. Астафьева-Длугач. — М.: Стройиздат, 1997. — 512 с. — ISBN 5-274-01624-3.
• Федосюк Ю. А. Москва в кольце Садовых. — М.: Астрель, АСТ, 2009. — С. 52—62. — 448 с. — 3000 экз. — ISBN 5-239-01139-7.
• Шокарев С. Банк на Кузнецком. История и современность дома № 15 на Кузнецком Мосту. — Барнк Москвы, АртКом, 2012. — 200 с. — ISBN 978-5-905703-05-08.

Отрывок, характеризующий Здание Московского международного торгового банка

Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.