Здание Пробирной палаты

Здание Пробирной палатки — утраченный памятник истории и архитектуры XVIII—XIX веков. Здание находилось в Санкт-Петербурге и выходило на Канал Грибоедова (дом 51) и Казанскую улицу (дом 28).

Построено в 1769—1770 годах на Екатерининском канале «портным мастером» Христианом Шлихтом, а в 1779 году продано им для нужд Ассигнационного банка. Строение просматривается на плане Сент-Илера, сделанном как бы с высоты птичьего полёта. После переезда банка в новое здание на Садовой улице, освободившиеся помещения были переданы Государственному дворянскому заемному банку, а с 1840 года здесь разместилась Пробирная палатка.

Фасад по Казанской улице около 1866 года перестраивал В. Е. Стуккей, помощником которого при строительстве служил тогда еще молодой зодчий П. Ю. Сюзор, который «принял на себя ближайший надзор за всеми работами». М. Микишатьев, обнаруживший документы по строительству, отмечает, что это была первая работа Сюзора в Санкт-Петербурге. В то время учреждение уже называлось Лабораторией Горного департамента.

В 1875—1876 годах здание Лаборатории было перестроено архитектором Г. Б. Прангом, но фасады при этом не менялись.

В советское время Ленинградское управление пробирного контроля (бывший СПб. Пробирный округ) занимало это здание до 1980-х.

Здание Пробирной палатки было снесено в конце февраля 2008 года ради строительства гостиницы «Рэдиссон САС» компанией ООО «Легион», которое так и не было построено.

Пробирная палата в литературе

Директором Пробирной палатки сделали Козьму Пруткова его создатели А. К. Толстой и братья Жемчужниковы: Алексей, Владимир и Александр Михайловичи.

Как известно, вступив в Пробирную Палатку в 1823 году, Козьма Прутков оставался в ней до смерти, дослужившись до чина действительного статского советника и став директором Пробирной Палатки. Шутка создателей образа не существовавшего директора этого учреждения (Пробирная палатка управлялась горным инженером) оказалась пророческой: последним управляющим СПб Пробирного округа стал действительный статский советник Яков Ляпунов.

Непосредственно этому учреждению посвящены строки:

Вот час последних сил упадка
От органических причин…
Прости, Пробирная палатка,
Где я снискал высокий чин,
Но музы не отверг объятий
Среди мне вверенных занятий!

— Козьма Прутков, «Предсмертное», 1884

Ссылки

• Дмитрий Ратников [www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10248732@SV_Articles Четыре звезды на канале Грибоедова]// Санкт-Петербургские ведомости, выпуск № 037 от 29.02.2008
• Михаил Микишатьев [www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10249014@SV_Articles Прости, Пробирная палатка…]// Санкт-Петербургские ведомости, выпуск № 046 от 14.03.2008
• Ларисса Бройтман. Казанская улица. СПб., 2008.

Отрывок, характеризующий Здание Пробирной палаты

– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.