Здание Смитсоновского института
| Административное здание | |
Здание Смитсоновского института
Smithsonian Institution Building | |
 Здание Смитсоновского института | |
| Страна | США |
| Город | Вашингтон (округ Колумбия) |
| Координаты | 38°53′19″ с. ш. 77°01′33″ з. д. / 38.8887472° с. ш. 77.0259972° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=38.8887472&mlon=-77.0259972&zoom=14 (O)] (Я) |
| Архитектор | Джеймс Ренвик мл |
| Строительство | 1849—1855 годы |
| Статус | Национальный исторический памятник[1], |
| Материал | Песчаник |
Здание Смитсо́новского института (англ. Smithsonian Institution Building) - замок в неороманском стиле из красного песчаника стоящий на Национальной аллеи в городе Вашингтон (округ Колумбия), США. В парке музея располагаются два входа в подземные музеи Смитсоновского института; Национальный музей искусства Африки и Галерея Саклера. Сам замок служит институту офисом, информационным центром и площадкой для выставок. В 1965 году здание было включено в список национальных исторических памятников США[1].
История
Это здание было первым проектом архитектора Джеймса Ренвика младшего (среди прочих работ которого можно отметить Собор Святого Патрика (Нью-Йорк) и Галерею Ренвика(Вашингтон)) для Смитсоновского института. В 1946 году строительный комитет провел общенациональный конкурс, жюри которого единогласно выбрало дизайн Ренвика. Картонная модель замка с того конкурса сохранилась и выставлена в самом замке. Ренвику ассистировал Роберт Милс [3], особенно при внутренний отделке здания.[4]
Изначально планировалось строить замок из белого мрамора, затем на роль основного материала рассматривался желтый песчаник и, наконец, строительный комитет и архитектор остановились на красном песчанике из Сенекского карьера в штате Мэриленд. Такой песчаник был существенно дешевле гранита и мрамора и прост в обработке, устойчив к воздействию стихий.[5] Научные данные свидетельствуют о использовании рабского труда на добыче красного песчаника в Сенексклом карьере для строительства этого здания, однако, данные о том что рабы были задействованы в самом строительстве отсутствуют.[6]
Строительный комитет назначил Гилберта Кэмерона в качестве генерального подрядчика, который начал строительство в 1847 году. Восточное крыло было законченно в 1849 и занято первым секретарем Смитсоновского института Джозефом Генри и его семьей. Западное крыло построено позже в том же году. Снаружи замок был закончен в 1852, Работа Ренвика была завершена и он покинул проект. Кэмерон продолжил работы внутри замка и завершил строительство в 1855 году.[3]
Несмотря на все меры пожарной безопасности доступные в то время и используемые в этом здании, пожар 1865 года стал причиной серьезных повреждений верхнего этажа, уничтожения рукописей Джеймса Смитсона, бумаг Джозефа Генри, двух сотен картин Американских индейцев кисти Джона Микс Стенли, Комнаты Регента, лекционного зала и содержимого публичных библиотек городов Александрия (Виргиния) и Бофорд (Южная Каролина), конфискованное войсками северян во время Гражданской войны. Последующая реконструкция была проведена местным архитектором Адольфом Клусом в 1865-1867 годах. Последующие противопожарные реконструкции проводились в 1883 так же Адольфом Клаусом, который к тому времени построил рядом Музей искусств и промышленности. К восточному крылу было добавленно два этажа и один этаж был добавлен к западному. Электрическое освещение было установлено в 1895 году.[3]
В 1900 годах деревянный пол главного зала был заменен на терраццо а у южного входа был открыт Детский музей. Так же был построен тунель соединяющий замок с Музеем искусств и промышленности. В ходе масштабной реконструкции 1968-1970 годов в здании были установлены современные системы освещения, отопления, вентиляции и кондиционирования воздуха а так же лифты.[3] Сад Энид А. Хьюпт был основан в 1987 году вместе с воротами Ренвик которые выходят на Индепенденс Авеню и были сложены из красного известняка отставшего после демонтажа местной тюрьмы.[7]
Описание
Джеймс Ренвик спроектировал этот замок как центральную точку ландшафта Национальной аллеи, использовав элементы из книги Вехи немецкой архитектуры Джорджа Моллера. Изначально Ренвик планировал здание в стиле Капитолия США, но позже перешел к шаблонно-книжному дизайну.[4]
Фасад здания выполнен из красного песчаника, что выделяет его среди гранитных, мраморных и выполненных из желтого песчаника главных зданий Вашингтона.[5]
Здание состоит из центральной секции, двух пристроек и двух крыльев. Четыре башни содержат внутреннее пространство, а пять башен поменьше носят декоративный характер (хотя в некоторых из них есть лестницы). В центральной секции находится парадный вход и музейное пространство, так же имеется подвал и большой лекционный зал на втором этаже. Две галереи использовались для показа предметов искусства и артефактов, сейчас в этом месте информационный центр и ресепшн. В восточной пристройке располагается лаборатория на первом этаже и исследовательский кабинет на втором. В восточном крыле раньше находился склад на первом этаже и комната охраны на втором. Сейчас это пространство используется как административные офисы и архивы. Западная пристройка использовалась как зал для чтения. В западном крыле, известном как часовня, размещалась библиотека.[3] Западные крыло и пристройка сейчас открыты для посетителей.
Основная южная башня имеет 28 метров в высоту и 11 квадратных метров площади. На северной стороне две башни, высота большей составляет 44 метра. Колокольня на северо-восточном углу имеет площадь 5,2 метра и высоту 36 метров.[3]
План здания допускает его расширение с одной из сторон, средневековый дизайн изначально не симметричен - поэтому еще одна пристройка не испортит гармоничность замка.[4]
Современное использование
Смитсоновский замок используется в качестве административного офиса Смитсоновского института и информационного центра для туристов (здесь можно найти карты, путеводители и электронные гиды). В склепе у северного входа находится могила Джеймса Смитсона.[8]
Галерея
- SmithsonianCastel 07120014.jpg
Северный фасад
- Smithsonian castle.jpg
Западный фасад
- Smithsonian castle1.jpg
Восточный фасад
- Smithsonian Castle Aerial highsmith.jpg
Вид сверху (справа - Музей искусств и промышленности)
- USA-Enid A Haupt Garden.jpg
Сад Энид А. Хаупт
- CRYPT WITH SMITHSON'S SARCOPHAGUS, LOOKING NORTHEAST - Smithsonian Institution Building, 1000 Jefferson Drive, between Ninth and Twelfth Streets, Southwest, Washington, District HABS DC,WASH,520B-49.tif
Могила Джеймса Смитсона
Напишите отзыв о статье "Здание Смитсоновского института"
Примечания
- ↑ 1 2 [tps.cr.nps.gov/nhl/detail.cfm?ResourceId=1104&ResourceType=Building Smithsonian Institution Building] (HTML). National Park Service.
- ↑ [tps.cr.nps.gov/nhl/detail.cfm?ResourceId=657&ResourceType=Building National Register Information System]. National Register of Historic Places. National Park Service (January 23, 2007).
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Morton, W. Brown III [pdfhost.focus.nps.gov/docs/NHLS/Text/66000867.pdf National Register of Historic Places Inventory Nomination: Smithsonian Institution Building]. National Park Service (February 8, 1971).
- ↑ 1 2 3 Scott Pamela. The Mall // Buildings of the District of Columbia. — New York: Oxford University Press, 1993. — P. 94–96. — ISBN 0-19-509389-5.
- ↑ 1 2 Peck Garrett. The Smithsonian Castle and the Seneca Quarry. — Charleston, SC: The History Press, 2013. — P. 42–56. — ISBN 978-1609499297.
- ↑ Auslander, Mark [www.southernspaces.org/2012/enslaved-labor-and-building-smithsonian-reading-stones Enslaved Labor and Building the Smithsonian: Reading the Stones]. Southern Spaces (December 12, 2012).
- ↑ Peck Garrett. The Smithsonian Castle and the Seneca Quarry. — Charleston, SC: The History Press, 2013. — P. 122–126. — ISBN 978-1609499297.
- ↑ [siarchives.si.edu/history/exhibits/historic/history.htm#sib Smithsonian Institution Building]. Histories of the Smithsonian Institution's Museums and Research Centers. Smithsonian Institution. Проверено 11 мая 2009.
Отрывок, характеризующий Здание Смитсоновского института
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
