Здание Старого дворца в Белграде

Дворец
Старый дворец в Белграде
Вид на Дворец
Город	Белград
Автор проекта	Александар Бугарски и Драгиша Брашован
Дата основания	810
Строительство	1881/1947—1884/1949 годы
Сайт	[www.beograd.rs/cms/view.php?id=1331 Официальный сайт]

Здание Старого дворца, одно из самых репрезентабельных в Белграде, и Новый дворец- это первый дворцовый комплекса в Сербии правящий династий Обреновичей и Карагеоргиевичей.

История

История строительства дворца уходит корням в 40-ые годы 19-го века, когда болотистый участок, на месте которого сегодня разбит Пионерский и Девичий парка, между улицами короля Милана и королевы Натальи, купил Стоян Симич, один из самых влиятельных людей в княжестве Сербии, лидер конституционализма и председатель Государственного совета. Он осушил болотистую землю, покрыл участок дополнительным слоем земли и выровнял местность, и на левой стороне нынешней улицы короля Милана построил дом (1840 - 1842 ), который позже получил название Старая резиденция. Приобретение этого особняка с садом для размещения в нем дворца князя Александра Карагеоргиевича (1842-1843) положило начало созданию первого дворцового комплекса в Белграде. Здание тщательно отремонтировано и значительно расширено, сад обнесен оградой. Остальная часть болотистого участка была осушена и благоустроена под сад. Все было сделано в тогдашней традиции народного строительства и ботанической практики. Приданием саду репрезентабельного вида занялась еще княгиня Персида Карагеоргиевич. Дворцовый сад был разделен на две части – парковую, ухоженную часть с видом на улицу, которая входила в дворцовый комплекс, и собственно сад за оградой. В центральной части парка находился фонтан со скульптурой «Девушки с кувшином», заказанной в Вене. Со средины 19-го века, вокруг Старой резиденции, как центральной в комплексе, построен ряд зданий: Малый дворец, Дворец престолонаследника (Здание министерства иностранных и внутренних дел), здание для дворцовой стражи и несколько вспомогательных построек, которые можно было видеть со стороны улиц Дворцовой (ныне Драгослава Йовановича) и улиц князя Милоша и Крунской. Ни одно из вышеупомянутых зданий не сохранилось до сих пор.

В периоде становления независимого государства после Берлинского конгресса (1882) возникла идея превратить дворцовый комплекса в королевскую резиденцию, в свете подготовки к провозглашению Королевства Сербии (1882). Проект архитектора Александра Бугарского, одного из выдающихся представителей сербского строительства конца 19 - начала 20 века, предполагал, что будущий дворец будет состоять из трех частей. В центральной части, на месте Старой резиденции предполагалось построить дворец для королевской семьи. Справа от Старой резиденции было предусмотрено крыло для дворца престолонаследника, в то время как левое крыло предназначалось для приемов и дипломатических визитов. Из этого проекта построено только левое крыло, которое называют Старым дворцом. Правое крыло построено тридцать лет спустя как Новый дворец по новому проекту.

Старый дворец построен в периоде с 1881 по 1884 гг. на месте бывшего Малого дворца князя Михаила на углу улиц короля Милана и Дворцовой (ныне Драгослава Йовановича). Проект разработал архитектор Александар Бугарски на основании идеи и по поручению самого короля Милана Обреновича. Оформлением интерьера Старого дворца занималась комиссия во голове с Бугарским. В нее также входили профессор Великой школы Михаило Валтрович и художник Доменико д’Андреа. Декоративные элементы интерьера и мебель были заказаны у венских мастеров. Симметричная форма фасада Старого дворца в академическом стиле, богато украшенного деталями антики, ренессанса и барокко, подчеркивает главные характеристики академизма и придает королевской резиденции вид самого роскошного дворца в Сербии и в наши дни.

Идея построить сложный дворцовый комплекс повлияла на то, что главным фасадом Старого дворца стал фасад, выходящий на дворцовый сад и правое крыло комплекса, т.е. дворец престолонаследника. Этот фасад, как и фасад с видом на улицу короля Милана, был гораздо роскошнее остальных двух. Его симметричность подчеркивается расположением парадного входа, горизонтальным членением на три части и гармоничным распределением архитектурных элементов: балконов, ионических и коринфских колонн, двух кариатид. Этому способствуют и декоративная отделка фасада и два купола, увенчанных королевскими коронами наверху. В центре большого фронтона центрального фасада, над кариатидами находится новый герб Королевства Сербии, который считается первым и старейшим гербом Королевства Сербии, установленным на публичном здании. Часть здания, входящая на угол улиц короля Милана и Драгослава Йовановича спроектирована в виде башни с куполом и высоким шпилем с двуглавым орлом на нем. Использование этого символ указывает на прямую связь между постройкой дворца и провозглашением Королевства Сербии. За основную линию более скромного фасада, смотрящего в сад, выходит боковой ризалит в виде трехсторонней апсиды домовой церкви на втором этаже.

Стиль строительства

Плана здания исходил из его первоначального назначения, т.е. торжественные приемы высоких гостей из королевских семей и другие церемонии. От этого в значительной мере зависела планировка помещений. Оформлению интерьера в залах для приемов архитектор Бугарски уделял особое внимание. Центральное помещение представляло собой самый замечательный сегмент интерьера – зимний сад, окруженный залами, из которых можно было попасть в остальные помещения первого и второго этажей. Зимний сад имел стеклянную крышу, а стены были украшены позолоченной лепниной. Центральным мотивом была двух маршевая дубовая лестница. Все представительские помещений были богатая обставлены: актовый зал, музыкальный зал с роялем, желтый, красный, турецкий залы, столовая, лиловый зал, библиотека, домовая церковь.

Снос и реконструкция

После смены династии на троне (1903), Старая резиденция снесена, а Старый дворец стал официальной резиденцией династии Карагеоргиевичей. Поскольку в Первой мировой войне зданию был причинен большой ущерб, в 1921 г. начались работы по его реставрации под наблюдением комиссии, в составе представителей Министерства строительства и финансов, которую возглавлял управляющий и художник Урош Предич. До апреля 1922 г. закончено большинство работ, отреставрирована позолоченная лепнина на стенах зимнего сада и в актовом зале, все помещения обставлены мебелью из Лиона и Вене. Когда Новый дворец стал официальной королевской резиденцией в 1922 г., Старый дворец получил своё первоначально, публичное назначение, предусмотренное проектом Александра Бугарского (1881).

Еще одна тщательная реконструкция проводилась в течение 1930 - 1931 гг. под руководством придворного архитектора Драгомира Тадича. Вся фасадная лепнина из гипса заменена декором из искусственного камня. Работой руководил архитектора Светомира Лазича. Здание Старого дворца тяжело пострадало в бомбардировке Белграда 6. апреля 1941 г. После Второй мировой войны и последующих политических перемен здание Старого дворца получило новое назначение. После реконструкции, 1947 – 1949 гг. у него появилась не только новая функция, но и совсем новое решение парадного подъезда и фасада с видом на проспект короля Александра. Автором проекта был Драгиша Брашована. Оба небольших купола, увенчанные коронами, и другие королевские символы сняты с фасада. Реконструкция и оформление интерьера выполнены по проекту архитектора Александра Джорджевича. Особое внимание уделено актовому залу, в котором представлена новая государственная и республиканская символика и витражи на тему народно-освободительной борьбы. Помимо Брашована и Джорджевича в реконструкции здания участвовали и другие отечественные архитекторы Братислав Стоянович, Милан Минић, Слободан Михаилович и Момчило Белобрк.

После Второй мировой войны в здании Старого дворца находилось Представительство национального собрания, Правительство СФРЮ и Союзное федеральное правительство. С 1961 г. в Старом дворце располагается Мэрия Белграда. Старый дворец объявлен культурным памятником в 1983 г.

Галерея

• StariDvorStaraSlika.jpg
• Bundesarchiv B 145 Bild-F016226-0005A, Belgrad, Altes Schloss, Schäden.jpg

  Разрушенный югославское Королевский дворец Бомбардировка Белграда (1941)

• Stari dvor, Beograd.JPG
• Stari Dvor, Beograd (by Pudelek).JPG
• Stari Dvor.JPG
• StariDvorBeograd.jpg
• Zgrada Starog dvora (Beograd) - 0016.JPG
• Zgrada Starog dvora (Beograd) - 004.JPG
• Zgrada Starog dvora 3.JPG
• Зграда Старог двора, поглед са стране.jpg
• Први светски рат у Београду 24.jpg
• Ноћна фотографија Старог двора.jpg

Литература

• Документација ЗЗСКГБ, Досије споменика културе Зграда Старог двора
• Марко Поповић, Хералдички симболи на београдским јавним здањима, Београд 1997, 52.
• Светлана В. Недић, Из историје Старог двора, Наслеђе II, Београд 1999, 11.
• А. Кадијевић, Естетика архитектуре академизма (XIX –XX век), Београд, 2005, 302-304.
• Богдан Несторовић, Архитектура Србије у XIX веку, Београд 2006, 182. 301.
• «Службени гласник города Белграда» Но.4/83

Отрывок, характеризующий Здание Старого дворца в Белграде

Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.