Здание Центрального телеграфа
| Достопримечательность | |
Здание Центрального телеграфа
| |
 Здание Центрального телеграфа, 2006 год | |
| Город | Москва |
| Автор проекта | И. И. Рерберг |
| Строитель | Госстрой |
| Строительство | 1925—1927 годы |
| Статус |  Объект культурного наследия РФ № 7701586000
|
| Состояние | удовлетворительное |
памятник архитектуры (местного значения)
Здание Центрального телеграфа (Москва, Тверская ул., 7) — памятник архитектуры в Москве.
История
В 1925 году Московское архитектурное общество (МАО) по заказу Наркомпочтеля провело конкурс на проектирование в Москве здания Центрального телеграфа. Победившие проекты, выполненные в духе авангарда, не удовлетворили заказчика, и Наркомпочтель заказал два проекта вне конкурса — председателю МАО А. В. Щусеву и инженеру И. И. Рербергу. Несмотря на острую критику проекта Рерберга со стороны архитектурного сообщества, которое негативно оценило как творческую направленность проекта, так и профессиональный уровень художественно-образного решения здания, строительный отдел Наркомпочтеля выбрал для реализации проект И. И. Рерберга[1].
Здание было построено в 1925—1927 годах по проекту И. И. Рерберга и инженера С. З. Гинзбурга. Строительство осуществляла строительная контора «Госстрой»[2]. Ранее на этом месте находилось здание Московского университетского благородного пансиона. Оно было снесено в начале 1910-х годов для строительства комплекса доходных домов страхового общества «Россия». В связи с началом Первой мировой войны строительство было прервано. При строительстве Центрального телеграфа были использованы уже сооружённые фундаменты и стены.
На протяжении многих десятилетий традицией была праздничная иллюминация Центрального телеграфа в виде движущихся картин.
В 1980 году к Московской Олимпиаде в глубине участка был выстроен новый корпус (архитекторы Ю. Н. Шевердяев, В. И. Уткин, А. П. Мелихов), стилистически единый с основным зданием.
В здании Центрального телеграфа с 1985 года работает ведомственный Музей истории Центрального телеграфа[3].
Описание здания
Представляет собой замкнутое каре между Никитским и Газетным переулками и Тверской улицы телеграфа с общей площадью помещений 40 тыс. м².
Вход расположен в заглублённой пятигранной башне, возвышающейся над карнизом на 10 метров. На башне установлен стеклянный вращающийся глобус.
Стиль здания — переходный от рационалистического модерна к конструктивизму. В основе здания монолитный железобетонный каркас, позволивший применить широкое остекление. Парапетная решётка башни, консоли фонарей и кронштейны для флагов отлиты из чугуна по рисункам художника Ф. И. Рерберга.
Интересные факты
- В 1930-х годах в здании размещались дикторские кабины Всесоюзного радио. В полдень 22 июня 1941 года В.М. Молотов именно из здания Центрального телеграфа зачитал сообщение о начале войны[4].
- На здании Центрального телеграфа ныне можно увидеть один из ранних проектов герба Советского Союза (1923): земной шар окружен колосьями, вверху красная звезда, по сторонам серп и молот.
- Со стороны Никитского переулка на здании Центрального телеграфа располагаются часы с боем. Колокол находится на крыше, над часами.
- На циферблате часов цифра «четыре» изображена в виде «IIII». Общепринятый формат для циферблатов, в то время как на часах-курантах Спасской башни в виде «IV».
- Stamp Soviet Union 1932 328.jpg
Почтовая марка СССР, посвященная Центральному телеграфу, 1929 год
- Stamp of USSR 1166.jpg
- Телеграф.jpg
Стена Центрального телеграфа
См. также
Напишите отзыв о статье "Здание Центрального телеграфа"
Примечания
- ↑ Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда: Книга 1: Проблемы формообразования. Мастера и течения. — М.: Стройиздат, 1996. — 709 с. — ISBN 5-274-02045-3.
- ↑ Казусь И. А. Советская архитектура 1920-х годов: организация проектирования. — Прогресс-Традиция, 2009. — С. 229. — 488 с. — ISBN 5-89826-291-1.
- ↑ [moscowalk.ru/cao/tverskoi/museum/cnt.html Музей истории Центрального телеграфа] (24.01.2013).
- ↑ Г.Н.Пескова. [www.idd.mid.ru/inf/inf_29.html “НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ”. Как готовилось выступление В. М. Молотова по радио 22 июня 1941 года.].
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Здание Центрального телеграфа
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
