Здание газеты «Известия»
| Здание | |
Здание газеты «Известия»
| |
| |
| Страна | Россия |
| Город | Москва |
| Архитектурный стиль | конструктивизм |
| Статус |  Объект культурного наследия города Москвы № 3101
|
Здание газеты «Известия» — здание-достопримечательность в Москве регионального значения.
Здание газеты «Известия» находится по адресу: Центральный административный округ, Пушкинская площадь, дом 5[1].
Охраняется как объект культурного наследия.
Содержание
История
В 1925 году архитектором Григорием Бархиным, при помощи А. Ф. Лолейта, было начато строительство здания. В 1927 году закончилось к десятилетию Октябрьской революции. Здание вначале выполняло роль полиграфического предприятия и называлось «Известия ЦИК СССР и ВЦИК». До этого в Москве находилось два таких: «Утро России» и «Скоропечатня Левинсона». Построено на Страстной площади у монастыря, уничтоженного в 1930-е годы. Во время работы Бархин смотрел за постройкой дома из окна своей жилой квартиры, так как жил на другом конце площади, в доходном доме инженера Нирнзее[2].
В 1975 году угол здания застроен новым корпусом[2].
Архитектура
Архитектор Григорий Бархин. Инженер А. Ф. Лолейт. Штукатуркой занялась бригада итальянцев. Другие их работы находятся в Музее изобразительных искусств. Здание выдержано в стиле авангарда[2].
Участок был заполнен двумя корпусами (производственным и редакционным), соединёнными лестничным блоком. Вначале проект подразумевал постройку башни высотой в 12 этажей. В 1926 году запретили сооружать здания больше семи этажей внутри Садового кольца, поэтому идею башни пришлось отбросить[2].
Стены дома — это решётки вертикальных и горизонтальных столбов. Также присутствовала лестница и балконы, перемещённые к углу[2].
В 1975 году здание перестроил архитектор Ю. Н. Шевердяев[2].
См. также
Напишите отзыв о статье "Здание газеты «Известия»"
Примечания
Отрывок, характеризующий Здание газеты «Известия»
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
