Главный корпус Варшавского университета (Ростов-на-Дону)

Достопримечательность
Здание бывшего главного корпуса Донского (Варшавского) университета
Страна	Россия
Город	Ростов-на-Дону, Большая Садовая улица, дом 33
Архитектурный стиль	модерн
Автор проекта	И. Е. Черкесиан
Строительство	1912—1914 годы
Статус	Культурное наследие Российской Федерации

Здание бывшего главного корпуса Донского (Варшавского) университета — здание в Ростове-на-Дону, построенное в 1912—1914 годах по проекту архитектора И. Е. Черкесиана. Расположено на углу Большой Садовой улицы и переулка Островского. В настоящее время является одним из корпусов Южного федерального университета. Здание построено в стиле модерн и имеет статус объекта культурного наследия регионального значения.

История

В начале XX века в районе пересечения Почтового переулка (ныне пер. Островского) и Большой Садовой улицы располагались корпуса фабрики и завода купца 1-й гильдии Н. И. Чурилина. В 1912 году городская дума приняла решение построить здесь доходный дом. Был проведён конкурс, первое место в котором занял проект студента Института гражданских инженеров И. Е. Черкесиана (Черкесова). Второе и третье места заняли соответственно проекты киевского инженера И. Г. Торова и ростовского архитектора Г. Н. Васильева. Проект Черкесиана с некоторыми изменениями был утверждён. В том же году началось строительство, и в 1914 году городской доходный дом был открыт.

В 1915 году немецкие войска приближались к Варшаве, и тогда было решено эвакуировать Варшавский университет в Ростов-на-Дону. Бывший городской доходный дом стал главным корпусом университета. Там разместились историко-филологический, физико-математический, юридический и медицинский факультеты, различные научные общества, лаборатории и клиники. В 1917 году университет был назван Донским. В середине 1930-х годов главный корпус Ростовского университета переместился в бывший дом Кистова. А в бывшем городском доходном доме разместился Педагогический институт.

В 1993 году Педагогический институт стал университетом. В 2006 году он был включён в состав Южного федерального университета.

Архитектура

Здание построено в духе модерна с элементами классического стиля. Пятиэтажное здание имеет сложную конфигурацию в плане. Юго-восточный угол, выходящий на перекрёсток, скруглён. Главный фасад выходит на Большую Садовую улицу, он оформлен штукатуркой с лепным декором. В центральной части над главным входом выделен четырёхколонный портик, завершённый гладким фризом, карнизом и аттиком. Первоначально колонны визуально опирались на широкий балкон с портиком у центрального входа (демонтирован в 1970-е, см. открытку). Главный вход декорирован наличниками и сандриком. На втором этаже установлены декоративные вазы в нишах. Балконы четвёртого этажа имеют ажурные кованые ограждения. В центре фасада, выходящего на переулок Островского, выделяется двухэтажный эркер. Здание имеет коридорную систему планировки.

Отрывок, характеризующий Главный корпус Варшавского университета (Ростов-на-Дону)

Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.