Здание ложи «К трём патриархам»

Достопримечательность
Ложа "К трём патриархам" Loge zu den Drei Erzvätern
Здание ложи "К трём патриархам"
Страна	Россия
Местоположение	Советск (Калининградская область)
Архитектурный стиль	Конструктивизм
Автор проекта	Эрих Мендельсон
Строительство	1925—1926 годы
Состояние	Здание используется в сфере образования

Здание Ложи "К трём патриархам" — здание, в котором располагалась еврейская ложа "К трем патриархам". Объект входит в число основных памятников архитектуры Тильзита. Живописный особняк со сдержанными фасадами в стиле конструктивизма был выстроен по проекту архитектора Эриха Мендельсона в 1925-1926 годах.

История

«Ложа к 3 патриархам» — одно из отделений старейшей филантропической организации Б-ней-Б-рит, созданной в Нью-Йорке, в 1843 году. В названии подразумеваются имена трёх ветхозаветных патриархов – Авраама, Исаака и Иакова. Тильзит к началу 20 века имел значительную еврейскую общину. Она и заказала у молодого, энергичного и уже снискавшего славу архитектора Эриха Мендельсона здание для ложи. Эрих Мендельсон родился в городе Алленштейне Восточной Пруссии (ныне Ольштын, Польша) 21 марта 1887 года, учился в Технической высшей школе на факультете архитектуры.

В конце 20-х годов, несмотря на мировой кризис, Мендельсон не испытывает недостатка в заказах, потому, что новые задачи, поставленные перед строительством, он решает с помощью новых конструктивных решений, при применении которых использует возможности новых строительных материалов: стекла, стали и бетона. Он строит много и запоминающееся. Это – шляпная фабрика в Люкенвальде в форме экстравагантной тульи, сплошь застёкленные универмаги, прилегающие к изгибу улиц в Штутгарте и Хемнице, многофункциональное здание (ныне театр Шаубюне) в Берлине и другие. И везде – броская, выразительная, объёмно-планировочная структура объекта жёстко предопределена функционально-технологическими требованиями. В Тильзите в 1925-1926 годах он строит здание «Ложи к трём патриархам», которое должно выполнять противоречивые функции – общедоступного, клубно-элитарного, а также сакрального сооружения.

Таким образом Тильзит, один из первых городов Европы, благодаря Мендельсону, в 1925–1926 годах получает весьма новаторское здание Ложи, удивительно логично вписавшееся в масштаб окружающих его домов, квартала и всего города, соответственно. В 1933 году нацисты конфисковали еврейскую ложу к трём патриархам и передали дом городу для общественных обязанностей (впоследствии для Фонда медицинского страхования). После Второй мировой войны здание уцелело, правда, было частично перестроено в советское время – исчезла терраса второго этажа, которую достроили до плоскости фасада крыши, и подвели под общий карниз. Но сохранили при этом объёмы здания, и уникальную внешнюю отделку клинкерным кирпичом. Хотя здание включено в список вновь выявленных памятников культуры на здании нет памятной таблички, посвященной Эриху Мендельсону..

Сейчас в здании бывшей ложи "К трём патриархам" располагается социальное учреждение - Центр творчества детей и юношества.

Приказом Службы государственной охраны объектов культурного населения Калининградской области от 18.01.2010 № 3 здание еврейской ложи "К трем патриархам" получило статус выявленного объекта культурного наследия.

Описание

Сам Мендельсон описывает свою постройку в Тильзите в «Собрании работ архитектора», изданном в 1930 году в Берлине, очень скупо: «Очень ограниченный угловой земельный участок. Первый этаж: основные помещения – двусветный зал. Полуэтаж: игровая комната и квартира привратника. Верхний этаж: клубные помещения и ложи с залом. Недостающий сад ложи заменяется посредством повышенной, не просматриваемой террасы палисадника, а также южной террасы перед общественными помещениями. Эркер является не только градостроительным акцентом, его внутренний объём предназначен для музыкального зала. Материал: камень и железо». Видимо, он полагал, что всё, что он хотел сказать, выразил архитектурными средствами.

Интересные факты

Кроме Советска, на территории России есть только одно единственное творение Мендельсона – это текстильная фабрика «Красное знамя» в Санкт-Петербурге. В 1926 году Мендельсона, первого из западных архитекторов, пригласили в советский Ленинград, чтобы поучиться у него промышленному конструированию. Он спроектировал здание силовой подстанции фабрики, динамичный и экспрессивный силуэт которой ассоциируются с «кораблём революции».

Ссылки

• droband1975.livejournal.com/177899.html

• www.rutraveller.ru/place/61171

Отрывок, характеризующий Здание ложи «К трём патриархам»

– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.