Здание театра Солодовникова

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Здание
Театр Г. Г. Солодовникова

Фасад здания с улицы Кузнецкий Мост
Страна Россия
Москва Улица Кузнецкий Мост, 2/6 — Улица Большая Дмитровка, 6/2
Автор проекта К. В. Терский, Т. Я. Бардт
Строительство 1883—1884 годы
Статус объект культурного наследия федерального значения

Здание театра Г. Г. Солодовникова — историческое здание, расположенное в Москве на углу улиц Кузнецкий Мост и Большая Дмитровка. В основе строения — усадьба Щербатовых-Шаховских. Перестроено в 1883—1884 годах по заказу купца Г. Г. Солодовникова под театр. В здании размещались «Частная русская опера» С. И. Мамонтова, «Оперный театр Зимина». С 1961 года и по сегодняшний день здесь размещается Московский театр оперетты. Здание является объектом культурного наследия федерального значения.[1]





История

В основе существующих зданий — усадьба XVIII века, принадлежавшая тестю А. В. Суворова князю И. В. Прозоровскому младшему. С этим домом связана женитьба полководца, детские годы его детей.[2] С 1798 года владение принадлежало Щербатовым, затем Шаховским. В доме Д. Щербатова предоставлял «особенное прибежище игрокам» профессиональный карточный игрок В. С. Огонь-Догановский, которого Пушкин вывел в «Пиковой даме» под именем Чекалинского.[3] С 1863 года участок находился во владении купца-миллионера Г. Г. Солодовникова, перестроившего главный дом и открывшего в нём магазин «Au bon marche» («По доступным ценам»). В 1883—1894 годах по заказу Солодовникова архитектором К. В. Терским в рекордные сроки (8 месяцев) здание было перестроено под пятиярусный театр на 3100 зрителей.[4][5] Однако открытие построенного здания для публики столкнулось с неожиданными для Солодовникова сложностями: несколько сменявших друг друга приёмных комиссий отказались подписывать документы в связи с многочисленными недоделками. Лишь личное вмешательство московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича позволило 24 декабря 1895 года открыть театр для публики оперой Доницетти «Фаворитка». Первое время в театре ставили спектакли итальянская оперная труппа и труппа М. В. Лентовского.[4] В 1896 году в театре Солодовникова открылась первая негосударственная оперная антреприза — «Частная русская опера», организованная и финансируемая С. И. Мамонтовым, которая с небольшими перерывами ставила здесь спектакли вплоть до начала 1904 года. В 1897—1898 годах здание вновь было перестроено архитектором И. Е. Бондаренко.[6] На сцене театра были поставлены оперы русских композиторов Н. А. Римского-Корсакова, А. С. Даргомыжского, П. И. Чайковского, М. П. Мусоргского, при этом оперы «Снегурочка», «Псковитянка», «Хованщина», «Орлеанская дева» и «Каменный гость» были поставлены в Москве впервые. В театре выступали Ф. И. Шаляпин, Н. И. Забела-Врубель, Н. В. Салина и другие оперные исполнители. Сценографией в опере Мамонтова занимались В. Д. Поленов, М. А. Врубель, К. А. Коровин, В. М. Васнецов, И. И. Левитан и другие известные художники.[7] 6 мая 1896 года в этом здании был проведён первый московский киносеанс: французский импресарио Рауль Гюнсбург представил картины братьев Люмьер, включая фильм «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота».[8]

После оперы Мамонтова здание некоторое время занимало «Товарищество русской частной оперы» М. Кожевникова.[9] В 1907 году театр Солодовникова сгорел.[4] После восстановления и перестройки здания архитектором Т. Я. Бардтом,[10] в нём в 1908 году открылся «Оперный театр Зимина», основанный театральным деятелем и меценатом С. И. Зиминым. Опера Зимина продолжила мамонтовские традиции постановки опер преимущественно русских композиторов, вместе с тем С. И. Зимин стремился привнести на сцену театра все новые европейские достижения, как в репертуаре, так и в театральной организации. Музыкальным руководителем и дирижёром оперы с момента её основания являлся М. М. Ипполитов-Иванов. На сцене театра Зимина, помимо опер, осуществлялись и балетные постановки: здесь танцевала труппа М. М. Фокина, выступали А. Дункан[9] и М. Кшесинская. Портал театра в 1908—1929 годах украшало живописное панно М. А. Врубеля «Принцесса Грёза».[11] В 1910-х годах архитектором театра служил Г. Н. Иванов.

В 1917 году опера Зимина вместе со всем имуществом была передана в ведение Совета рабочих и солдатских депутатов и стала называться Театром Совета рабочих депутатов. В 1919 году театр был переименован в Малую государственную оперу, а в 1921 году в Театр музыкальной драмы. В 1922 году С. И. Зимин вновь возглавил театр, организовав акционерное общество «Первая свободная опера С. И. Зимина». В 1924 году театр был закрыт, а оперная труппа «Первой свободной оперы» отдана под суд, однако после следствия оправдана за отсутствием состава преступления. В 1925—1928 годах театр носил название Экспериментального, в 1929—1935 годах — 2-го Государственного театра оперы и балета, а с 1936 года стал филиалом сцены Большого театра. В этом же году здание было вновь перестроено.[12] В части здания, выходящей на Кузнецкий Мост, жил до своей смерти в 1942 году бывший руководитель оперы С. И. Зимин.[13] В этой же части дома в советское время находилась поликлиника Союза театральных деятелей РСФСР и Большого театра.[14] После того как Большой театр получил вторую сцену в Кремлёвском дворце съездов, с 1961 года и по сегодняшний день здесь размещается Московский театр оперетты.[7][15] В конце 1990-х годов у властей существовали планы по сносу здания и строительству на его месте нового,[13] однако они не были осуществлены. Здание является объектом культурного наследия федерального значения.[1]

Произведения, премьеры которых состоялись в здании Театра Солодовникова

См. также

Напишите отзыв о статье "Здание театра Солодовникова"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%E7%E8%EC%E8%ED&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Реестр объектов культурного наследия]. Сайт «Москомнаследия». Проверено 20 мая 2011. [www.webcitation.org/69rMsy3Ti Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  2. ↑ Киприн В. [rusk.ru/st.php?idar=708817 О трёх главных московских адресах А. В. Суворова]. Православное информационное агентство (23 июня 2004). Проверено 20 марта 2011. [www.webcitation.org/64u1feXHR Архивировано из первоисточника 23 января 2012].
  3. ↑ Мак И. [week.izvestia.ru/articles/1/article4894/ Речка в трубе, а мост под землей]. Известия-Неделя (12 ноября 2007). Проверено 13 февраля 2011. [www.webcitation.org/64u1KnK3L Архивировано из первоисточника 23 января 2012].
  4. ↑ 1 2 3 Зайцев М. [rusk.ru/st.php?idar=800048 Гаврила Солодовников и его театр] // Московский журнал. — 1 ноября 1998.
  5. ↑ Чумаков В. [www.ogoniok.com/archive/2003/4824/45-60-62/ Чудак Солодовников] // Огонёк. — 2003.
  6. ↑ Нащокина (2), 2005, с. 91.
  7. ↑ 1 2 Сорокин, 1988, с. 130.
  8. ↑ Кириллов Н. [www.archnadzor.ru/?p=1327 Начало киновещания]. Архнадзор (16 октября 2008). Проверено 20 марта 2011. [www.webcitation.org/64u1gki9u Архивировано из первоисточника 23 января 2012].
  9. ↑ 1 2 От Воскресенских ворот до Трубной площади. Москва, которой нет. Путеводитель. — М.: Memories, 2010. — С. 115—119. — ISBN 978-5-903116-96-6.
  10. ↑ Нащокина (2), 2005, с. 68.
  11. ↑ [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/muzyka/ZIMIN_SERGE_IVANOVICH.html Зимин Сергей Иванович]. Онлайн Энциклопедия Кругосвет. Проверено 20 марта 2011. [www.webcitation.org/69rMrf3oT Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  12. ↑ Тартаковский В. [www.ng.ru/culture/2000-09-02/7_conditions.html Нужны современные условия для искусства] // Независимая газета. — 2 сентября 2000.
  13. ↑ 1 2 Зимина В. [www.ng.ru/culture/2000-09-02/7_scandal.html В Москве хотят уничтожить уникальное здание Оперы Зимина] // Независимая газета. — 2 сентября 2000.
  14. ↑ Федосюк, 2009, с. 156.
  15. ↑ Федосюк, 1991, с. 53.

Литература

 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: Нащокина (2), 2005
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Здание театра Солодовникова

Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Здание_театра_Солодовникова&oldid=80449005»