Здание торгового дома Г. Г. Пустовойтова

Торговый дом Г. Г. Пустовойтова — здание в городе Ростов-на-Дону на пересечении улиц Большой Садовой и проспекта Буденновский (Большая Садовая 46).

Дом был построен в 1910 году крупным меценатом и судовладельцем Григорием Гавриловичем Пустовойтовым, архитектором проекта был Е. М. Гулина. Доходный дом Г. Г. Пустовойтова является объектом культурного наследия регионального значения.

История

В начале XX века торговый дом Г. Г. Пустовойтова считался одним из самых высоких зданий городе. Как и в большинстве доходных домов того времени помещения дома Г. Г. Пустовойтова сдавались в аренду. После завершения строительства в здании было расположено ростовское отделение фирмы «Проводник», Товарищества русско-французских заводов резинового, гуттаперчевого и телеграфного производства, ювелирный и часовой магазин А. Гирштейна, гостиницы «Центральная» и «Лондон». В 1920 году здание было национализировано, в нем разместилось Юго-восточное государственное шерстяное объединение. В 1930 году 4 этаж здания занимала научная библиотека РГУ им. В. М. Молотова, и правление университета. Коллекцию научной библиотеки составляли русские журналы конца XVIII и начала XIX века, среди них один из первых российских сатирических журналов "Живописец" (сатирический журнал), "Московский журнал", один из первых русских литературно-политических журналов "Вестник Европы" (1802-1830), "Московский телеграф", журнал "Современник", основанный А . С. Пушкиным. Ценными экземплярами библиотеки были старопечатные иностранные издания середины XVI века. Полный список книжного фонда научной библиотеки указан в «Справочнике-путеводителе по библиотеке» 1941 года, под редакцией директора библиотеки Д. С. Фатилевича. В 1942 году в период второй оккупации Ростова-на-Дону немецко-фашистскими войсками, город был подвержен ковровым бомбардировкам. В дом Г. Г. Пустовойтова попала одна из бомб, разрушившая крышу здания и ротонду. В результате бомбардировки верхние этажи дома Г. Г. Пустовойтова полностью сгорели, пожар уничтожил весь книжный фонд научной библиотеки.

В 1965 году здание было реконструировано. По проекту архитектора Е. П. Лихобабина здание было дополнено южным крылом по Буденновскому проспекту. До Великой Отечественной войны на месте нового крыла находились: еще один дом Григория Пустовойтова и Карапета Чернова, которые не удалось восстановить после бомбардировки 1942 года. Сегодня в здании расположен Ростовский ЦУМ.

Архитектура

Проектом дома Г. Г. Пустовойтова занимался архитектор Ростово-Нахичеванского градоначальства Е. М. Гулин, завершивший на тот момент строительство торгового дома купцов Яблоковых.

Главную роль в архитектуре дома Г. Г. Пустовойтова играют принципы одного из формальных течений рационального модерна – «стиль универмага» или «промышленно-торговый стиль», возникший в 1897 году в Германии. При строительстве здания  применялась новая каркасно-стеновая конструктивная система, которая отображена в пластике фасадов, объединенных в единую ритмическую композицию с преобладанием вертикальных членений.

В архитектурном сообществе часто сравнивают торговый дом Г. Г. Пустовойтова с торговым домом Кузнецовых в Москве и торговым домом Мертенс в Санкт-Петербурге, что дает основания говорить не только о сильном влиянии столичных примеров, но и о творческом заимствовании. Именно архитектура конца XIX начала XX века являлась мерилом ростовской «столичности» и разнообразия.

Литература

• Есаулов Г. В., Черницына В. А. Архитектурная летопись Ростова-на-Дону. — 2-е изд.. — Ростов-на-Дону, 2002. — ISBN 5-8456-0489-3.
• Л. И. Усачёва, «Ростов-на-Дону в прошлом и настоящем», с. 40
• Газета «Ростов официальный», статья «Бой часов над воротами города» №2 (476) от 14 января 2004 год
• Газета «Ростов официальный», статья «Часы большого города» №50 (681) от 19 декабря 2007 года.

Отрывок, характеризующий Здание торгового дома Г. Г. Пустовойтова

Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.