Здесь и теперь

Здесь и теперь (здесь и сейчас; лат. hic et nunc) — характеристика отношения субъекта и пространства и времени. Используется в философии, психологии и средствах массовой информации.

Буддизм

Принцип здесь и теперь является центральным психологическим понятием в буддийской медитации и буддийском мировосприятии.

Пребывать здесь и теперь значит: смотреть на то, что находится здесь вокруг тебя прямо сейчас, слушать звуки, которые звучат прямо здесь и прямо сейчас, чувствовать то, что чувствуешь, прямо сейчас.

И, наоборот, здесь и теперь невозможно: если мы пребываем в своих мыслях, если мы вспоминаем прошлые события или представляем будущие, если мы думаем о местах, которые находятся далеко. Не играет роли, думаем ли мы о событиях многолетней давности или о событиях, которые произошли всего секунду назад. Стоит только нам повернуть «внутренний взор» в сторону прошлого или будущего, как мы отключаемся от здесь и теперь, и наш ум начинает скакать по цепочке ассоциаций, увлекаемый памятью и воображением.

Средневековая западноевропейская философия

В средневековой философии и логике здесь и теперь противопоставлялось везде и всегда.

Психология и психотерапия

Термин здесь и теперь используется в психодраме, гештальттерапии, клиентцентрированной психотерапии, недирективном гипнозе и НЛП. В психотерапию введён основателем психодрамы Я. Л. Морено. Морено использовал «здесь и теперь» как принцип организации психодраматической сцены. Участники группы, исполняющие роли должны были действовать в сцене так, как будто всё происходит «здесь и теперь», хотя сама сцена могла относиться к отдалённому прошлому или будущему. Это один из основных принципов работы на тренинге — говорить только о том, что происходит здесь и теперь, а не о том, что было когда-то или может случиться.

См. также

• Настоящее
• Здесь
• Теперь
• Хронотоп

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Здесь и теперь

Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…