Зебренская волость
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входит в | |
| Административный центр | |
| Население (2010) |
564[1] |
| Плотность |
6,2 чел./км² |
| Площадь |
90,66 км² |
| Часовой пояс |
Зе́бренская волость (латыш. Zebrenes pagasts) — одна из одиннадцати территориальных единиц Добельского края. Находится в районе Лиелауцских холмов Восточно-Курземской возвышенности.
Граничит с Бикстской и Аннениекской волостями своего края, а также с Блиденской волостью Броценского края, Ильской и Лиелауцской волостями Ауцского края.
Наиболее крупный населённый пункт и волостной центр Зебренской волости — Зебрене.
По территории волости протекают реки: Берзе, Смукупите, Стурупите, Вальупите.
Крупные водоёмы: озёра Зебрус и Светес, пруды Пона, Пурвиню и Жвингулю.
Наивысшая точка: 147,6 м.
Национальный состав: 86,5 % — латыши, 6,1 % — русские, 3,2 % — литовцы, 2,3 % — белорусы, 1,8 % — украинцы.
Волость пересекает автомобильная дорога Тукумс — Витини.
История
В XII веке на территории волости находились поселения земгалов, в XIII веке она оказалась во владении Ливонского ордена, позднее входила в состав Курляндского герцогства и Курляндской губернии.
До 1925 года волость называлась Реньгской. В 1935 году территория Зебренской волости составляла 83,7 км², в ней проживало 1342 человек.
После Второй мировой войны были организованы несколько колхозов, слившиеся в дальнейшем в совхоз «Зебрене» (стал паевым хозяйством и ликвидирован в начале 1990-х).
В 1945 году в Зебренской волости Тукумского уезда были образованы Зебренский и Упениекский сельские советы. В 1949 году произошла отмена волостного деления и Зебренский сельсовет входил в состав Добельского района.
В 1954 году к Зебренскому сельсовету была присоединена территория ликвидированного Упениекского сельсовета. В 1963, 1964, 1975 и 1989 годах последовали ещё ряд обменов территориями с соседними сельсоветами[2].
В 1990 году Зебренский сельсовет был реорганизован в Зебренскую волость. В 1995 году прошло изменение границы с Ильской волостью. В 2009 году, по окончании латвийской административно-территориальной реформы, Зебренская волость вошла в состав Добельского края.
В наши дни в волости находятся несколько экономически активных предприятий, Зебренская основная школа, дом культуры, библиотека, фельдшерский пункт, почтовое отделение[3].
Напишите отзыв о статье "Зебренская волость"
Примечания
- ↑ [www.pmlp.gov.lv/lv/statistika/dokuments/2011/ISPV_Pasvaldibas_iedzivotaju_skaits_pagasti.pdf Численность населения в самоуправлениях на 01.01.2011] (латыш.). Управление по делам гражданства и миграции. Проверено 1 апреля 2011. [www.webcitation.org/69oTS7aLk Архивировано из первоисточника 10 августа 2012].
- ↑ Latvijas pagasti. Enciklopēdija. A/S Preses nams, Rīga, 2001—2002 ISBN 9984-00-412-0
- ↑ Zebrenes pagasts // Latvijas Enciklopēdija. — Rīga: SIA «Valērija Belokoņa izdevniecība», 2007. — ISBN 9984-9482-0-X.
|
Это заготовка статьи по географии Латвии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Зебренская волость
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
