Лауренберг

Лауренберг
Описание герба: см. текст
Том и лист Общего гербовника:	III, 110
Губернии, в РК которых внесён род:	Саратовская
Часть родословной книги:	VI
Подданство:

Лауренберг (нем. Sege von Laurenberg) — русский дворянский род.

Происходит из Германии, с берегов Рейна, известен с начала XV в. В конце ХVII в. Лауренберги поселились в Голландии, откуда Христофор Зеге-фон-Лауренберг выехал в Швецию, где служил в военной службе, а потом поселился на острове Эзеле. Его сын Сигизмунд (умер в 1788 г.) был инженер-генерал-майором; два его сына убиты в 1790 г. в войне со шведами.

Род Зеге-фон-Лауренберг внесен в дворянский матрикул острова Эзеля и в VI часть родословной книги Саратовской губернии.

Описание герба

Щит разделен на четыре части, из коих в первой и четвертой в золотом поле изображены по три голубые лилии. Во второй и третьей части в серебряном поле по одному лавровому венцу.

Щит увенчан обыкновенным Дворянским Шлемом с Дворянскою на нем Короною, на поверхности которой золотом означены два орлиные Крыла и между ними шестиугольная Звезда. Намет на щите золотой, подложенный зеленым. Герб рода Зеге фон Лауренбергов внесен в Часть 3 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 110.

Известные представители

• Зеге-фон-Лауренберг, Семён Христофорович (1734—1788) — русский военный, инженер-генерал-майор, архитектор, член Рижской инженерной команды.

Литература

• Лауренберг // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.tatiskray.ru/index.html?4/030.htm Зеге фон Лауренберг]

Отрывок, характеризующий Лауренберг

– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.