Зегнер, Иоганн Андреас фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Андреас фон Зегнер

Иога́нн Андре́ас фон Зе́гнер, или Я́нош А́ндраш Се́гнер (нем. Johann Andreas von Segner, венг. János András Segner, словацк. Ján Andrej Segner; 9 октября 1704, Братислава — 5 октября 1777, Галле) — немецкий механик, математик и медик. Член Лондонского королевского общества (1739), Берлинской АН (1747), почётный член Петербургской АН (1754)[1].





Биография

Родился в Прессбурге (ныне Братиславе) в семье выходцев из Штирии. Дом, где родился Зегнер, сохранился до сих пор — это так называемая «Зегнерова курия», расположенная по адресу Михальска, 7.

С 1714 г. учился в гимназии, где показал свой талант к точным наукам. В 1725 году начал изучать медицину в Йенском университете, который окончил в 1729 г. Работал врачом в Прессбурге и Дебрецене. В 1732 г. вернулся в Йену, где начал свою работу в университете (с 1733 г. — профессор). С 1735 года работал профессором в Гёттингенском университете, с 1755 года — в Университете Галле, где соорудил астрономическую обсерваторию[1].

Работы Зегнера относятся к различным областям математики, физики и техники. Ввёл в 1755 г. (в исследовании, посвящённом конструкции примитивного гирогоризонта[2]) понятие о главных осях инерции абсолютно твёрдого тела; так называются три координатные оси, относительно которых центробежные моменты инерции тела равны нулю (независимо от Сегнера главные оси инерции были открыты Эйлером, но на три года позже — в 1758 г.)[3].

В математике доказал правило Декарта о числе положительных и отрицательных корней алгебраического уравнения, предложил графический способ решения алгебраических уравнений высокого порядка. Написал «Введение в анализ бесконечно малых» (1748 г.), «Курс математики» (1756 г.). В математической логике развивал идеи Г. В. Лейбница о важности символики для формализации логических умозаключений[1].

Изобрёл (1750 г.) одну из первых в мире реактивных гидравлических турбин (сегнерово колесо). Разработал теорию капиллярности[4].

Был почётным профессором Берлинского, Гёттингенского, Лондонского и Санкт-Петербургского университетов.

Память

В 1935 г. Международный астрономический союз присвоил имя Иоганна Зегнера кратеру на видимой стороне Луны.

Напишите отзыв о статье "Зегнер, Иоганн Андреас фон"

Примечания

Литература

  • Сегнер // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50503.ln-ru Профиль Иоганн Андреас фон Зегнер] на официальном сайте РАН
  • Боголюбов А. Н.  Математики. Механики. Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1983. — 639 с.
  • Гернет М. М.  Курс теоретической механики. 5-е изд. — М.: Высшая школа, 1987. — 344 с.
  • Тюлина И. А.  История и методология механики. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979. — 282 с.
  • Храмов Ю. А. Сегнер, Янош Андрош (Segner Johann Andreas; Segner Janos Andras) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 243. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)

Отрывок, характеризующий Зегнер, Иоганн Андреас фон

– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…