Зейсс-Инкварт, Артур

Артур Зейсс-Инкварт нем. Arthur Seyß-Inquart
16-й Федеральный канцлер Австрии
11 марта — 13 марта 1938 года
Президент:	Вильгельм Миклас; он сам (и.о.)
Предшественник:	Курт Шушниг
Преемник:	должность упразднена; Карл Реннер (с 1945)
Исполняющий обязанности Президента Австрии
13 марта 1938 года
Предшественник:	Вильгельм Миклас
Преемник:	должность упразднена; Карл Реннер (с 1945)
Министр внутренних дел Австрии
16 февраля — 13 марта 1938 года
Глава правительства:	Курт Шушниг; он сам
Президент:	Вильгельм Миклас; он сам (и.о.)
Предшественник:	Эдмунд Глез фон Хорстенау
Преемник:	должность упразднена; Франц Хоннер (с 1945)
Министр обороны Австрии
11 марта — 13 марта 1938 года
Глава правительства:	он сам
Президент:	Вильгельм Миклас; он сам (и.о.)
Предшественник:	Курт Шушниг
Преемник:	должность упразднена; Фердинанд Граф (с 1945)
Рейхсштатгальтер Остмарка
13 марта 1938 года — 14 апреля 1939 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Рейхсминистр без портфеля
1 мая 1939 года — 30 апреля 1945 года
Глава правительства:	Адольф Гитлер
Рейхскомиссар Нидерландов
29 мая 1940 года — 7 мая 1945 года
Предшественник:	должность учреждена Александер фон Фалькенхаузен (как руководитель военной администрации)
Преемник:	должность упразднена
16-й Рейхсминистр иностранных дел Германии
30 апреля — 1 мая 1945
Глава правительства:	Йозеф Геббельс
Президент:	Карл Дёниц
Предшественник:	Иоахим фон Риббентроп
Преемник:	Людвиг Шверин фон Крозиг
Рождение:	22 июля 1892(1892-07-22) Стонаржов, Моравия, Австро-Венгрия
Смерть:	16 октября 1946(1946-10-16) (54 года) Нюрнберг, Американская зона оккупации Германии
Отец:	Эмиль Зейсс-Инкварт
Мать:	Августа Хиренбах
Супруга:	Гертруда Машка
Дети:	Ингеборга Каролина Августа (род. 18 сентября 1917), Рихард (род. 22 августа 1921), Доротея (род. 7 мая 1928).
Партия:	НСДАП (13 марта 1938)
Образование:	Венский университет
Военная служба
Годы службы:	1914—1918
Принадлежность:	Австро-Венгрия
Род войск:	лёгкая пехота
Звание:	обер-лейтенант
Сражения:	Первая мировая война
Награды:

Артур Зейсс-Инкварт (нем. Arthur Seyß-Inquart, 22 июля 1892, Стонаржов, Моравия, Австро-Венгрия — 16 октября 1946, Нюрнберг, Американская зона оккупации Германии) — австрийский и немецкий политик и юрист. Член НСДАП (c 1938), обергруппенфюрер СС (20 апреля 1941).В Австрии занимал посты министра внутренних дел (февраль-март 1938), федерального канцлера и министра обороны (11-13 марта 1938), а также и.о. федерального президента (13 марта 1938). После аншлюса поступил на государственную службу Третьего рейха, где занимал посты рейхсштатгальтера рейхсгау Остмарк (1938-1939), министра без портфеля в правительстве Гитлера (1939-1945) и рейхскомиссара Нидерландов (1940-1945); в 1945 году, в течение одного дня, также номинально был министром иностранных дел в правительстве Геббельса. По приговору Нюрнбергского трибунала признан военным преступником и казнён за преступления против человечества.

Начало карьеры

Родился в Стонаржове в Моравии (в те годы — часть Австро-Венгрии), младший из шести детей директора школы Эмиля Зейсса. В 1907 году семья переехала в Вену и сменила славянскую фамилию на немецкую, Зейсс-Инкварт. Женился в 1916 году, имел троих детей. Учился в Венском университете на юриста.

В августе 1914 году ушёл добровольцем на фронт. Служил в тирольских егерских частях на Русском, Румынском и Итальянском фронтах в одном полку с Куртом Шушнигом, неоднократно награждён. Был тяжело ранен, окончил университетский курс, находясь в госпитале после ранения. С 1921 году занимался собственной адвокатской практикой, сотрудничал с правыми организациями (будущий Отечественный фронт), но дистанцировался от прогерманских национал-социалистов.

От переворота 1933 года до аншлюса

В 1933 году по приглашению Энгельберта Дольфуса вошёл в австрофашистское правительство. После убийства Дольфуса боевиками австрийских СС в июле 1934 года — государственный советник при канцлере Шушниге. Постепенно, понимая неизбежность объединения Австрии с Германией, вошёл в круг национал-социалистов, обеспечив им представительство в верхнем эшелоне правительства Шушнига.

В феврале 1938 года под угрозой германского вторжения Шушниг назначил Зейсс-Инкварта министром внутренних дел. 11 марта 1938 года Шушниг подал в отставку, а Зейсс-Инкварт направил германским властям «просьбу о помощи», под предлогом которой вермахт перешёл австрийскую границу.

В течение двух дней Зейсс-Инкварт был последним канцлером Первой Республики. 13 марта 1938 года Зейсс-Инкварт вступил в члены НСДАП и, будучи, после отставки Вильгельма Микласа, исполняющим обязанности президента, подписал закон о вхождении Австрии в состав Третьего рейха. До начала Второй мировой войны он оставался имперским наместником (нем. Reichsstatthalter) Австрии (заместитель — Эрнст Кальтенбруннер) в ранге группенфюрера СС.

Польша и Нидерланды

С мая 1939 года Зейсс-Инкварт — министр без портфеля в правительстве Германии. После оккупации Польши и создания на её территории генерал-губернаторства — заместитель генерал-губернатора Ганса Франка, ответственный за южные области Польши. Зейсс-Инкварту вменяется создание еврейских гетто и «чрезвычайные меры» при подавлении польского сопротивления.

С мая 1940 года — рейхскомиссар оккупированных Нидерландов. Под началом Зейсс-Инкварта были созданы военные организации (Ландвахт) местных национал-социалистов; все прочие политические движения были запрещены в 1941 году. Зейсс-Инкварт лично отвечал за подавление местного сопротивления, в том числе забастовок 1941 года в Амстердаме и Арнеме. Всего за время правления он утвердил около 800 смертных приговоров. Некоторые источники приводят цифру в 1500, включая в неё умерших в лагерях, жертв депортации из Пюттена (октябрь 1944 года) и 117 убитых в наказание за нападение на главу СС в Нидерландах Ганса Раутера (март 1945 года). Следует отметить, что после высадки союзников в Нормандии реальная власть в Нидерландах перешла от администрации Зейсс-Инкварта к военным властям и гестапо.

Немедленно по прибытии в Нидерланды Зейсс-Инкварт очистил от евреев государственные службы, газеты и правления промышленных предприятий. Начиная с 1941 года, проводилась массовая регистрация евреев, в Амстердаме было учреждено гетто, а в Вестерборке — транзитный лагерь. Отправка евреев в Бухенвальд и Маутхаузен началась в феврале 1941 года. В сентябре 1944 года, с приближением войск союзников, все заключенные Вестерборка были вывезены в Терезиенштадт. Из 140 тысяч голландских евреев войну пережили лишь 27 тысяч. Помимо евреев, к работе на Германию было привлечено 530 000 голландцев, в том числе 250 000 — вывезено в Германию. Зейсс-Инкварт сопротивлялся приказам вывозить рабочую силу на восток, и в 1944 отправил только 12 000 вместо планировавшихся 250 000. При отступлении из Голландии Зейсс-Инкварт, действуя в согласии с Альбертом Шпеером, саботировал приказы Берлина о «выжженной земле». В конце 1944 года наложил эмбарго на поставки союзниками продовольствия в оккупированные районы Голландии, но под конец последовавшей «Голодной Зимы», в последние дни войны, согласился не препятствовать гуманитарной операции Союзников по сбросу продуктов над бедствующими районами.

Перед своим самоубийством в конце апреля 1945 года Гитлер в «Политическом завещании» назначил Зейсс-Инкварта министром иностранных дел в правительстве своего преемника Карла Дёница. После самоубийства Гитлера во время формирования К. Деницем нового правительства Германии в начале мая 1945 года Зейсс-Инкварт приплыл на торпедном катере из Голландии во Фленсбург и на встрече с К. Деницем и А. Шпеером решительно отказался занять какой-либо пост в правительстве, сказав, что его место в Голландии. 4 мая 1945 года германские войска в Нидерландах капитулировали, и Зейсс-Инкварт был взят в плен канадскими войсками.

Суд в Нюрнберге

20 ноября 1945 года в числе главных военных преступников предстал перед судом Международного военного трибунала в Нюрнберге. Зейсс-Инкварту вменяли в вину преступления против мира, планирование и развязывание агрессивной войны, военные преступления и преступления против человечности. Обвинялся в депортации населения Нидерландов и расстреле заложников. Зейсс-Инкварт признал себя частично виновным в «ужасных преступлениях». Он был признан виновным по всем статьям, исключая преступный сговор, и приговорён к смертной казни через повешение. Стоя на эшафоте, произнес: «Надеюсь, что эта казнь будет последней трагедией Второй мировой войны и что случившееся послужит уроком: мир и взаимопонимание должны существовать между народами. Я верю в Германию» (нем. Ich hoffe, dass diese Hinrichtung der letzte Akt in der Tragödie des Zweiten Weltkriegs ist und dass die Lehre aus diesem Weltkrieg sein wird, dass Frieden und Verständnis zwischen den Völkern sein wird. Ich glaube an Deutschland).

Награды

• Знак за ранение (чёрный) (1918)
• Почётный крест ветерана войны
• Шеврон старого бойца
• Данцигский крест 2-го класса
• Крест военных заслуг 1-й степени без мечей
• Крест военных заслуг 2-й степени без мечей
• Медаль «В память 13 марта 1938 года»
• Золотой партийный знак НСДАП
• Кольцо «Мёртвая голова»
• Почётная сабля рейхсфюрера СС

Ссылки

• [archives.cbc.ca/on_this_day/04/30/ Hope for starving Dutch as end of war draws near] — радиорепортаж CBC о переговорах союзников и Артура Зейсс-Инкварта. Аудиозапись 30 апреля 1945 года.

Отрывок, характеризующий Зейсс-Инкварт, Артур

– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.