Зелигсон, Адольф Ноевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Адольф Ноевич (Норбертович) Зелигсон

Доходный дом Г. С. Гринберг
Основные сведения
Страна

Российская империя Российская империя
Польша Польша

Дата рождения

1867(1867)

Место рождения

Варшава

Дата смерти

10 июня 1919(1919-06-10)

Место смерти

Лодзь

Работы и достижения
Работал в городах

Лодзь, Штутгарт, Москва, Санкт-Петербург

Архитектурный стиль

Модерн

Важнейшие постройки

доходный дом Московского Басманного товарищества

Адо́льф Но́евич (Норбертович) Зелигсо́н (польск. Adolf Zeligson, 1867, Варшава — 10 июня 1919, Лодзь) — русский и польский архитектор (гражданский инженер), работавший в Москве в 1907—1917 годах в стиле, близком к французскому модерну.





Биография

Адольф Зелигсон родился в Варшаве, в еврейской семье. После окончания в 1883 году Высшего ремесленного училища в Лодзи в течение года работал в строительном отделе завода Акционерного Общества И. К. Познанского в Лодзи. Затем уехал практиковаться в Германию, в Штутгарт, у профессора Ю. Юнга. В 1885 году приехал в Санкт-Петербург, где в 1890 году окончил Институт гражданских инженеров со званием гражданского инженера[1] и правом на чин X класса. Затем в течение трёх с половиной лет опять работал в Штутгарте у Ю. Юнга.[2] С 1894 по 1906 годы работал в Лодзи. Строил там дворцы и доходные дома для промышленников Познанских и Зильберштейнов, заводские здания, четыре особняка для директоров мануфактуры Познянского, казармы для рабочих, школы, больницы, синагоги и «Новое» еврейское кладбище.[3] В 1906 жил в Париже, что повлияло на стилистику его последующих построек.[2]

В 1907 году переехал в Москву, где за короткое время стал одним из ведущих архитекторов московского модерна. Заказчиками Зелигсона были главным образом предприниматели еврейского происхождения. Строил респектабельные доходные дома, банки, особняки. Большинство построек Зелигсона несли отпечаток французского Ар Нуво, а элементы доходного дома М. П. Кроненблех были прямо скопированы из известных произведений этого стиля. В 1908 году его приняли в члены Московского архитектурного общества. А вскоре включили в список архитекторов России в издании «Россия в её прошлом и настоящем», выпущенном к 300-летию Дома Романовых. Наиболее примечательны его жилой комплекс на Новой Басманной, 10 — один из крупнейших в дореволюционной Москве, и дома́ на углу Архангельского и Кривоколенного переулков. В Москве жил на Мясницкой улице, 17.[4] После революции 1917 года вернулся в независимую Польшу.[2] Скончался 10 июня 1919 года. Похоронен в Варшаве на Еврейском кладбище.

Проекты и постройки[5]

Напишите отзыв о статье "Зелигсон, Адольф Ноевич"

Примечания

  1. Зодчие Москвы, 1998, с. 110.
  2. 1 2 3 Нащокина, 2005, с. 211.
  3. Мочалова В. [www.lechaim.ru/ARHIV/207/mochalova.htm От «Польского Манчестера» к образцовому гетто] // Лехаим. — 2009. — Вып. июль.
  4. Вся Москва: адресная и справочная книга на 1914 год. — М.: Товарищество А. С. Суворина «Новое Время», 1914. — С. 406. — 845 с.
  5. Нащокина, 2005, с. 212—213.
  6. 1 2 3 4 5 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%E7%E5%EB%E8%E3%F1%EE%ED&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Городской реестр недвижимого культурного наследия города Москвы]. Официальный сайт Комитета по культурному наследию города Москвы. Проверено 1 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bd3a6JO4 Архивировано из первоисточника 23 октября 2012].
  7. Борисова Е. А., Стернин Г. Ю. Русский неоклассицизм. — Галарт, 2002. — С. 251—265. — 288 с. — 3000 экз. — ISBN 5-269-00898-X.

Литература

Ссылки

  • [www.snor.ru/?an=pers_149 Зелигсон Адольф Норбертович]. Справочник научных обществ России. Проверено 1 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bd3ah1aa Архивировано из первоисточника 23 октября 2012].
  • [www.mmsk.ru/people/unit/?id=31170 Зелигсон Адольф Ноевич]
  • [www.ejwiki.info/wiki/Зелигсон,_Адольф_Ноевич Зелигсон, Адольф Ноевич]

Отрывок, характеризующий Зелигсон, Адольф Ноевич

Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.