Зелинский, Густав

Густав Зелинский
Gustaw Zieliński
Густав Зелинский (1861 год)
Дата рождения:	1 января 1809(1809-01-01)
Место рождения:	Марковице, Польша
Дата смерти:	23 ноября 1881(1881-11-23) (72 года)
Место смерти:	Скемпе, Куявско-Поморское воеводство Польша
Гражданство:	Польша, Российская империя
Род деятельности:	поэт, драматург

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. Повесть в стихах «Киргиз» на польском языке

Гу́став Зелинский (польск. Gustaw Zieliński; 1 января 1809, Марковице, Польша — 23 ноября 1881, Скемпе, Польша) — польский поэт и писатель, участник Ноябрьского восстания. Известен в первую очередь написанной в сибирской ссылке поэмой о жизни казахских племён «Киргиз» (1842), переведённой на ряд языков.

Биография

Сын полковника армии Тадеуша Костюшко. Получил образование сначала в Торуне, затем в пиаристской школе в Варшаве и воеводской школе в Плоцке. В 1827 году поступил на юридический факультет Варшавского университета, который окончил в 1830. Участвовал в Ноябрьском восстании как рядовой, после Битвы за Варшаву стал офицером. Бежал за границу с войсками генерала Рыбинского, но вернулся в 1832 после амнистии, арендовал хутор в Кеже и занимался там литературой.

В мае 1834 года Г. Зелинский за снабжение партизанского отряда А. Завиши предан суду (процесс Заливского), лишен всех прав и имущества и сослан в Сибирь на поселение, где провёл год в Тобольске и семь лет в Ишиме (1834—1842).

В Сибири Г. Зелинский написал свои самые известные произведения. Он общался с декабристом А. И. Одоевским и сказочником П. П. Ершовым, познакомился с русской литературой, в том числе с сочинениями А. С. Пушкина и Грибоедова. Значительное влияние на него оказал польский поэт А. Янушкевич, выписавший в Ишим свою библиотеку и давший тем самым Г. Зелинскому возможность для самообразования. В романтической поэме Г. Зелинского «Киргиз» (Kirgiz, 1842), переведённой позже на многие языки (русский, казахский, чешский, немецкий, итальянский, английский) и выдержавшей только в Польше более двадцати изданий, усматривают влияние «южных» поэм Пушкина. Её детали и сюжет во многом заимствованы из писем к нему А. Янушкевича, изучившего казахский язык и собиравшего казахский фольклор, причём Янушкевич, горячий сторонник казахов, попросил Г. Зелинского изобразить казахов исключительно с положительной стороны.

В 1870-х Зелинский написал на основе повести А. С. Пушкина пьесу «Барышня-крестьянка» («Panna-włościanka», неиздана).

В 1842, вернувшись благодаря настоянию родственников на родину, он занялся управлением своим имением и имением дяди и сошёлся с кругом варшавских литераторов. В 1848 он стал редактором журнала «Biblioteka Warszawska». В имении дяди он собрал библиотеку, впоследствии легшую в основу Библиотеки Научного общества в Плоцке.

В 1847 путешествовал в Париж и по Италии с Людвиком Норвидом, в 1852 вновь путешествовал по Италии. В 1858 году вступил в Сельскохозяйственное общество. В 1879 навещал Теофила Ленартовича во Флоренции. Не принял Январское восстание и провёл его за рубежом.

Писал статьи для «Всеобщей энциклопедии» С. Оргельбранда и Сельскохозяйственной энциклопедии (Encyklopedia Rolnicza). Умер в 1881.

Творчество Г. Зелинского использует традиционные мотивы романтической литературы и принадлежит к «украинской» школе польской поэзии. Помимо поэмы «Киргиз» (1842) им были написаны произведения Самоубийца (Samobójca, 1835), Степи (Stepy, опубликовано 1856), пьеса Чернокнижник Твардовский (Czarnoksiężnik Twardowski, 1856), Мануэла (Manuela, опубликовано 1910, на основе романа 1808 года).

Литература

• Бадовски, Р. Польские певцы Казахстана [Текст] / Бадовски Р. - Семей : Международный клуб Абая, 2005. - 165 с. - ISBN 9965-611-48-3 (перевод польского издания: Бадовски, Р. Polscy piewcy Kazachstanu. Pelplin, Bernardinum, 2002. - 81 с. - ISBN 83-88935-71-2)
• Mirosław Krajewski (ред.). Gustaw Zieliński: życie i dzieło: materiały z sesji popularnonaukowej w Skępem w dniu 20 maja 1986 roku. Dobrzyński Oddział Włocławskiego Towarzystwa Naukowego, 1988. (страниц: 145)
• T. Polanowski, Gustaw Zieliński\\ in: Obraz Literatury Polskiej XIX i XX wieku, S. III, t. 2, Kraków 1988.
• Odrowąż-Pieniążek, Janusz. Gustaw Zieliński. Polskie Tow. Turystyczno-Krajoznawcze, Oddz. w Strzelnie, 1977 (15 страниц)
• Стеклова Ф. Страница творчества Густава Зелинского. // Вопросы литературы, № 5, 1977, C. 312—314
• Стеклова Ф. Густав Зелинский и его поэма // Альманах библиофила. — М., 1975, в.2. — с.177-182.
• Odrowąż-Pieniążek J. Gustaw Zieliński — piewca wolności i syberyjskich stepów // Kwartalnik Instytutu polsko-radzieckiego. 1955. № 3. S. 126;
• Odrowąż-Pieniążek J. Nieznane puszkinianum polskie // Pamiętnik teatralny. 1955. № 2. S. 168—178

Библиография

• Kirgiz i inne poezje. Opracował i wstępem poprzedził J. Odrowąż-Pieniążek, Warszawa 1956.
• Poezye Gustawa Zielińskiego: wydanie zupełne, 2 тома. Редактор Piotr Chmielowski. Wydanie Rodziny, 1901
• Kirgiz: powieść. Nakł. Księgarni Z. Igla, 1867.
• Manuela: opowiadanie starego weterana z kampanii napoleońskiej w Hiszpanii (Biblioteka powieści i romansów). Ludowa Spółdzielnia Wydawnicza, 1960.
• Stepy: poemat. Żupański, 1856.
• Satyry i bajki. 1833.

Ссылки

• Януш Одровонж-Пенёнжек. [feb-web.ru/feb/pushkin/serial/is2/is2-362-.htm Пушкин и польский романтик Густав Зелинский] \\ в сб.: Пушкин. Исследования и материалы. 1958, том 2. С. 362—368.
• Савченкова Т. [ershov.ishimkultura.ru/page.php?id=25 П. К. Волицкий и Г. Зелинский — польские друзья П. П. Ершова.] на сайте Культурный центр П. П. Ершова в г. Ишиме.

Отрывок, характеризующий Зелинский, Густав

Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.