Зельдович, Яков Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Яков Борисович Зельдович
Место рождения:

Минск, Минская губерния, Российская империя

Место смерти:

Москва, СССР

Научная сфера:

физика, физическая химия

Учёная степень:

доктор физико-математических наук (1939)

Учёное звание:

профессор,
академик АН СССР (1958)

Известные ученики:

Н. И. Шакура
Г. А. Аскарьян
А. А. Старобинский
Р. А. Сюняев

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Я́ков Бори́сович Зельдо́вич (8 марта 1914, Минск, Минская губерния, Российская империя[1]2 декабря 1987, Москва[2]) — советский физик и физикохимик. Академик АН СССР (1958; член-корреспондент 1946), доктор физико-математических наук, профессор.

Трижды Герой Социалистического Труда (1949, 1954, 1956). Лауреат Ленинской премии (1956) и четырёх Сталинских премий (1943, 1949, 1951, 1953).





Биография

Родился в семье адвоката Бориса Наумовича Зельдовича (1889—1943) и переводчицы с французского языка Анны Петровны Кивелиович (1890—1975)[3]. Еврей[4].

Учился экстерном на физико-математическом факультете Ленинградского государственного университета и физико-механическом факультете Ленинградского политехнического института, в аспирантуре Института химической физики АН СССР в Ленинграде (1934), кандидат физико-математических наук (1936), доктор физико-математических наук (1939).

С 1938 года заведовал лабораторией в Институте химической физики АН СССР. В конце августа 1941 года вместе с институтом был эвакуирован в Казань. В 1943 году вместе с лабораторией переведён в Москву. С 1946 по 1948 годы заведовал теоретическим отделом Института химической физики. Одновременно, по 1948 год, — профессор МИФИ[2].

Один из создателей атомной бомбы (29 августа 1949 года) и водородной бомбы (1953) в СССР.

Наиболее известны труды Якова Борисовича по физике горения и взрыва, детонации, ядерной физике, астрофизике, космологии.

Зельдович внес крупнейший вклад в развитие теории горения. Едва ли не все его работы в этой области стали классическими: теория зажигания накалённой поверхностью; теория теплового распространения ламинарного пламени в газах; теория пределов распространения пламени; теория горения конденсированных веществ и др.

Зельдовичем была предложена модель (модель Зельдовича — Неймана — Дёринга) распространения плоской детонационной волны в газе: фронт ударной волны адиабатически сжимает газ до температуры, при которой начинаются химические реакции горения, поддерживающие, в свою очередь, устойчивое распространение ударной волны.

В 1939 году Я. Б. Зельдович и Ю. Б. Харитон впервые осуществили расчёт кинетики цепной реакции деления в водном растворе урана[5].

В 1955 году подписал «Письмо трёхсот». Зельдович и Солпитер в 1964 году первыми (независимо друг от друга) выдвинули предположение (теперь ставшее общепринятым), что источниками энергии квазаров служат аккреционные диски вокруг массивных чёрных дыр.

В работах Зельдовича по космологии основное место занимала проблема образования крупномасштабной структуры Вселенной. Учёный исследовал начальные стадии расширения Вселенной. Вместе с сотрудниками построил теорию взаимодействия горячей плазмы расширяющейся Вселенной и излучения, создал теорию роста возмущений в «горячей» Вселенной в ходе космологического расширения, рассмотрел некоторые вопросы, связанные с возникновением галактик в результате гравитационной неустойчивости этих возмущений; показал, что возникающие образования высокой плотности, которые являются, вероятно, протоскоплениями галактик, имеют плоскую форму.

В сотрудничестве с Р. А. Сюняевым создал теорию рассеяния реликтового излучения на электронах и предсказал физическое явление, известное под названием эффекта Сюняева — Зельдовича.[6][7][8][9]

Ряд предсказанных Зельдовичем эффектов получили экспериментальное подтверждение. В конце XX — начале XXI веков были открыты гигантские пустые области во Вселенной, окружённые сгущениями галактик, и обнаружено понижение яркостной температуры реликтового радиоизлучения в направлениях на скопления галактик с горячим межгалактическим газом (эффект Сюняева — Зельдовича).

Я. Б. Зельдович является соавтором нескольких научных открытий, которые занесены в Государственный реестр открытий СССР:

В 1963 году Зельдовичем был написан учебник по математике — «Высшая математика для начинающих и её приложения к физике». Учебник пережил множество переизданий c дополнениями и исправлениями, самое известное: «Высшая математика для начинающих физиков и техников», (совместно с И. М. Ягломом).

Зельдовичем вместе с И. Д. Новиковым написаны ставшие классическими монографии «Теория тяготения и эволюция звезд» и «Строение и эволюция Вселенной».

В целом научное наследие Я. Б. Зельдовича насчитывает 490 научных работ, более 30 монографий и учебников, многие из которых вышли в нескольких изданиях и переводах.

Я. Б. Зельдович умер в Москве 2 декабря 1987. Похоронен на 10 участке Новодевичьего кладбища[12].

Память

Именем Зельдовича названа улица в Москве, ведущая от Ленинского проспекта к Институту химической физики РАН.

На родине Зельдовича в городе Минске установлен его бронзовый бюст на улице Сурганова, как дважды Герою Социалистического Труда до получения третьей медали Героя Соцтруда.

В его честь учреждены медали:

9 мая 2001 года в честь Я. Б. Зельдовича астероиду, открытому 29 августа 1973 года Т. М. Смирновой в Крымской астрофизической обсерватории, присвоено наименование «11438 Зельдович»[16][17].

В 2014 году была проведена Международная Конференция «Космология и Релятивистская Астрофизика (Зельдович — 100)» в честь его столетия[18][19].

Награды и почётные звания

Воспоминания

Первый сборник воспоминаний о Я. Б. З. «Знакомый незнакомый Зельдович» вышел в 1993 г.[20] В 2008 г. он был переиздан под заглавием «Яков Борисович Зельдович (воспоминания, письма, документы)»[21], дополненный воспоминаниями участников Атомного проекта СССР и ряда зарубежных учёных.

Из воспоминаний академика Ю. Б. Харитона: «Для меня годы, проведённые в тесном контакте с ним, дружба, которая соединяла нас долгие годы, останутся годами огромного счастья. Решая какую-нибудь сложную проблему, мучаясь над нею, в глубине души я всегда знал, что есть Зельдович. Стоило прийти к нему, и он всегда находил решение любого самого сложного вопроса, причем делалось это ещё и красиво, изящно» (стр. 107 в[20], стр. 93 в[21]).

Подробности участия Я. Б. Зельдовича в Атомном проекте СССР можно найти в книгах Б. С. Горобца[22] и[23], в сборнике воспоминаний о Ю. Б. Харитоне[24]. См. также[25](стр. 92-113).

Юмор

Рассказывают, что когда Якова Борисовича избрали академиком, в Арзамасе-16 на банкете по случаю этого события Зельдовичу подарили чёрную академическую шапочку (носили такие примерно до 1960-х годов) и плавки. На шапочке была надпись «Академия Наук СССР», а на плавках — «Действительный член».

На одном из собраний Зельдовича попросили высказаться на философскую тему «О форме и содержании». Зельдович ограничился одной фразой: «Формы должны быть такими, чтобы их хотелось взять на содержание».

Существует легенда, что Зельдович в начале своей научной работы был «откуплен» Физико-техническим институтом у Института «Механобр» за вакуумный насос.

По свидетельству очевидцев (А. А. Павельев), в публичных научных спорах Я. Б. Зельдович, иллюстрируя суть ответов оппонентов, позволял себе аналогии с одесскими разговорами: «Софочка, когда ты вернешь мне сковороду? Во-первых, я её у тебя не брала, а, во-вторых, я тебе её уже отдала!» — «Леонид Иванович! Вы утверждаете, что, во-первых, наши результаты не верны, а, во-вторых, вы сами все это давно уже сделали!».

Семья

Жена:

  • Варвара Павловна Зельдович (Константинова) (1907—1976)[3].

Дети:

Дочь в гражданском браке с Людмилой Александровной Варковицкой (1913—1987), лингвистом, дочерью писательницы Лидии Варковицкой:

  • Александра Яковлевна Варковицкая (род. 1945), физик.

Дочь в гражданском браке с Ольгой Константиновной Ширяевой (1911—2000):

  • Анна Яковлевна Ширяева (род. 1951), экономист-математик[3].
  • Леонид Яковлевич Агапов, физик.

Ученики

Библиография

  • Зельдович Я. Б. Доказательство единственности решения уравнений закона действующих масс // Журнал физической химии. — 1938. — Т. 11. — № 5. — С. 685—687.
  • Зельдович Я. Б. К теории реакции на пористом или порошкообразном материале // Журнал физической химии. — 1939. — Т. 13. — № 2. — С. 161—168.
  • Зельдович Я. Б. К теории теплонапряженности. Протекание экзотермической реакции в струе. I // Журнал технической физики. — 1941. — Т. 11. — № 6. — С. 495—500.
  • Зельдович Я. Б., Зысин Ю. А. К теории теплонапряженности. Протекание экзотермической реакции в струе. II // Журнал технической физики. — 1941. — Т. 11. — № 6. — С. 501—508.
  • Зельдович Я. Б. Теория предела распространения тихого пламени // Журнал экспериментальной и теоретической физики. — 1941. — Т. 11. — № 1. — С. 159—169.
  • Зельдович Я. Б. Теория горения и детонации. М.: Изд-во АН СССР, 1944. 71 с.
  • Зельдович Я. Б. Теория ударных волн и введение в газодинамику. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1946.
  • Зельдович Я. Б., Полярный А. И. Расчеты тепловых процессов при высокой температуре. M.-Л.: 1947. 68 с.
  • Зельдович Я. Б., Воеводский В. В. Тепловой взрыв и распространение пламени в газах. М.: Моск. мех. ин-т, 1947. 294 с.
  • Зельдович Я. Б., Франк-Каменецкий Д. А. Турбулентное и гетерогенное горение. М.: Моск. мех. ин-т, 1947. 251 с.
  • Зельдович Я. Б., Садовников П. Я., Франк-Каменецкий Д. А. Окисление азота при горении. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947. — 148 с.
  • Зельдович Я. Б. К теории распространения пламени // Журнал физической химии. — 1948. — Т. 22. — № 1. — С. 27-48.
  • Зельдович Я. Б., Компанеец А. С. Теория детонации. 2-е изд., испр. и доп. М.. Гостехиздат, 1955. 268 с.
  • Theory of Detonation by Zeldovich I.B., Kompaneets A.S. N.-Y.: Academic Press, 1960. 330 p.
  • Зельдович Я. Б. Цепные реакции в горячих пламенах — приближенная теория скорости пламени // Кинетика и катализ. — 1961. — Т. 2. — № 3. -С. 305—316.
  • Зельдович Я. Б. К теории зажигания // ДАН СССР. — 1963. — Т. 150. — № 2. — С. 283—285.
  • Зельдович Я. Б., Ривин М. А., Франк-Каменецкий Д. А. Импульс реактивной силы пороховых ракет. 2-е изд., испр. и доп. М.: Оборонгиз, 1963. 186 с.
  • Physics of shock waves and high-temperature hydrodynamic phenomena by Ya.B Zel’dovich and Yu.P. Raiser. N.-Y.: Academic Press, V 1, 1966. 464 p.; V. 2, 1967. 451 p.
  • Impulse of Reactive Force of Solid Propellant Rockets by Ya.B Zel’dovich, M.A. Rivin and D.A. Frank-Kamenetskii. Ohio: Wright-Patterson Air Force Base, 1966. 185 p.
    • (Вариант: The reactive power impulse of powder rocket. Springfield (Va): CFSTI, 1966. 194 p.)
  • Elements of Gasdynamics and the Classical Theory of Shock Waves by Ya.B. Zeldovich, Yu.P. Raizer. N.-Y. L: Academic Press, 1968. 115 p.
  • Зельдович Я. Б., Лейпунский О. И., Либрович В. Б. Теория нестационарного горения пороха. М.: Наука, 1975. 132 с.
  • Зельдович Я. Б. Теория горения и энергетика // Вестник АН СССР. — 1984. — № 2. — С. 28-37.
  • Теория горения и взрыва. Сборник научных трудов / Отв. ред. Ю. В. Фролов. — М.: Наука, 1981. — 416 с.
  • Зельдович Я. Б. Избранные труды. Химическая физика и гидродинамика. — М.: Наука, 1984. — 374 с.
  • Зельдович Я. Б. Избранные труды. Частицы, ядра, Вселенная. М.: Наука, 1985, 464 с.
  • The mathematical theory of Combustion and Explosions by Ya.B. Zeldovich, G.I. Barenblatt, V.B. Librovich, G.M. Makhviladze. N.-Y.: Plenum, 1985. 597 p. (2013, 624 pages)
  • Зельдович Я. Б. [lib.mexmat.ru/books/2351 Высшая математика для начинающих и её приложения к физике]. М., Физматгиз, 1963., 560 с.
  • Зельдович Я. Б., Райзер Ю. П. Физика ударных волн и высокотемпературных гидродинамических явлений. М., 1966, (М., 2008 — 3 изд.)
  • Зельдович Я. Б., Мышкис А. Д. Элементы прикладной математики. М.: Наука, 1967. 592 с.
  • Зельдович Я. Б., Мышкис А. Д. Элементы математической физики. М.: Наука, 1973. 352 с.
  • Базь А. И., Гольданский В. И., Гольдберг В. З., Зельдович Я. Б. Легкие и промежуточные ядра вблизи границ нуклонной стабильности. М.: Наука, 1972. 172 с.
  • Зельдович Я. Б., Новиков И. Д. Релятивистская астрофизика. М.: Наука, 1967. 656 с.
  • Зельдович Я. Б., Новиков И. Д. Теория тяготения и эволюция звезд. М.: Наука, 1971, 484 с.
  • Зельдович Я. Б., Новиков И. Д. Строение и эволюция Вселенной. М., 1975. 735 с.
  • Зельдович Я. Б., Баренблатт Г. И., Либрович В. Б., Махвиладзе Г. М. Математическая теория горения и взрыва. М., Наука, 1980 г., 478 с.
  • Вайнштейн С. И., Зельдович Я. Б., Рузмайкин А. А. Турбулентное динамо в астрофизике. М.: Наука, 1980. 354 с.
  • Зельдович Я. Б., Блинников С. И., Шакура Н. И. Физические основы строения и эволюции звезд. М.: Изд-во МГУ, 1981. 160 с.
  • Magnetic Fields in Astrophysics (The Fluid mechanics of astrophysics and geophysics, volume 3) by Ya. B. Zeldovich, A. A. Ruzmaikin, D. D. Sokoloff. N.-Y. — L.: Gordon and Breach Science Publishers, Inc., 1983. 265 p.
  • Зельдович Я. Б., Хлопов М. Ю. [ilib.mccme.ru/djvu/bib-kvant/kvant67.htm Драма идей в познании природы]. М., Наука, 1988 г., 240 с.
  • А. Д. Долгов, Я. Б. Зельдович, М. В. Сажин Космология ранней Вселенной. М., Изд-во МГУ, 1988, 199 с.
  • Зельдович Я. Б., Яглом И. М. [ilib.mccme.ru/djvu/zeld-yag.htm Высшая математика для начинающих физиков и техников]. М., Наука, 1982 г., 512 с.
  • Зельдович Я. Б. Моя Вселенная. Таллин: Валгус, 1990. 181 с. (на эстонском языке)

См. также

Напишите отзыв о статье "Зельдович, Яков Борисович"

Примечания

  1. Ныне Республика Беларусь.
  2. 1 2 Яков Борисович Зельдович (воспоминания, письма, документы), 2008, с. 13.
  3. 1 2 3 4 5 6 Альтшулер Б., Фортов В. [books.google.com/books?id=Oe7OAAAAQBAJ Экстремальные состояния Льва Альтшулера]. — ЛитРес, 2015. — ISBN 9785457425095.
  4. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10622 Зельдович Яков Борисович. 08.03.1914-02.12.1987. Трижды Герой Соц. Труда.]
  5. L.I. Ponomarev, I. V. Kurchatov. [books.google.com/books?id=iu0umhnc_00C&pg=PA195 The Quantum Dice]. — CRC Press, 1993. — С. 195.
  6. Sunyaev RA, Zel'dovich YB (1969). «[dx.doi.org/10.1007/BF00661821 The interaction of matter and radiation in a hot-model universe]». Astrophys. Space Sci. 4 (3): 301-16.
  7. Sunyaev RA, Zel'dovich YB (1970). «[www.springerlink.com/content/t2w47w0722266lt3 Small-scale fluctuations of relic radiation]». Astrophys. Space Sci. 7 (1): 3-19.
  8. Sunyaev RA, Zel'dovich YB (1972). «[adsabs.harvard.edu/abs/1972ComAp...4..173S The observations of relic radiation as a test of the nature of X-ray radiation from the clusters of galaxies]». Comm. Astrophys. Space Phys. 4: 173.
  9. Sunyaev RA, Zel'dovich YB (1980). «[dx.doi.org/10.1146/annurev.aa.18.090180.002541 Microwave background radiation as a probe of the contemporary structure and history of the universe]». Ann. Rev. Astron. Astrophys. 18: 537-60.
  10. 1 2 3 Б. С. Ишханов, Э. И. Кэбин. Открытия в области ядерной физики и физики высоких энергий, внесенные в Государственный реестр открытий СССР с начала их регистрации в 1957 по 1990 г. // [nuclphys.sinp.msu.ru/introduction/ Физика ядра и частиц, XX век]. — М.: Издательство Московского университета, 2000.
  11. [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=ae072204-c00f-4876-8d73-d0a3dde641c5 В Государственном комитете СССР по делам изобретений и открытий] // Вестник Академии наук СССР. — 1987. — № 8. — С. 139.
  12. [archive.is/20121225070247/moscow-tombs.narod.ru/1987/zeldovich_yb.htm Московские могилы. Зельдович Я.Б]
  13. [www.combustioninstitute.org/CIResources/awardRecepients.php?awardID=4 Combustion Institute — Award Recipients]
  14. [cosparhq.cnes.fr/awards/zeldovich Zeldovich Medals | cospar]
  15. [www.ras.ru/presidium/documents/directions.aspx?ID=736bcb15-00db-46ba-8f82-ae6fdb9c8f22 Постановление Президиума РАН]
  16. [www.minorplanetcenter.net/iau/ECS/MPCArchive/2001/MPC_20010509.pdf Циркуляры малых планет за 9 мая 2001 года] — в документе надо выполнить поиск Циркуляра № 42672 (M.P.C. 42672)
  17. [xray.sai.msu.ru/~mystery/html/Z/planet/planet.html Астероид 11438 Зельдович]
  18. [hea.iki.rssi.ru/conf/zeldovich-100-ru/ Зельдович — 100]
  19. [hea.iki.rssi.ru/zeldovich-100/ Zeldovich-100 / International Conference / Moscow, Russia]
  20. 1 2 Знакомый незнакомый Зельдович (в воспоминаниях друзей, коллег, учеников). Под ред. С. С. Герштейна и Р. А. Сюняева. М.: Наука, 1993 г. 352 с. ISBN 5-02-007032-7
  21. 1 2 Яков Борисович Зельдович (воспоминания, письма, документы). Под ред. С. С. Герштейна и Р. А. Сюняева (Изд. 2-е доп.) М.: ФИЗМАТЛИТ, 2008 г., 416 с. ISBN 978-5-9221-1009-9
  22. Горобец Б. С. Ядерный реванш Советского Союза. Кн.1. Об истории Атомного проекта СССР. М.: КРАСАНД/URSS, 2014. 352 с. ISBN 978-5-396-00574-7
  23. Горобец Б. С. Ядерный реванш Советского Союза. Кн.2. Судьбы Героев, дважды Героев, трижды Героев атомной эпопеи. М.: КРАСАНД/URSS, 2014. 240 с. ISBN 978-5-396-00575-4
  24. Юлий Борисович Харитон. Путь длиною в век. М.: Наука, 2005 г., 594 с. ISBN 5-02-033681-5
  25. Горобец Б. С. Круг Ландау и Лифшица. М.: Либроком/URSS, 2009 г. 336 c. ISBN 978-5-397-03329-9

Литература

  • Яков Борисович Зельдович (воспоминания, письма, документы) / Под. ред. С. С. Герштейна и Р. А. Сюняева. — Изд. 2-е, доп.. — М.: ФИЗМАТЛИТ, 2008. — 416 с. — 400 экз. — ISBN 978-5-9221-1009-9.
  • Лорен Грэхэм [scepsis.ru/library/id_1942.html Школа Зельдовича — Новикова // Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе]
  • Я. Б. Зельдович, Автобиографическое послесловие // Я. Б. Зельдович. Частицы, ядра, Вселенная. М., Наука, 1985, стр. 435—446
  • Храмов Ю. А. Зельдович Яков Борисович // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 115. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
  • Богуненко Н. Н., Пелипенко А. Д., Соснин Г. А. Зельдович Яков Борисович // Герои атомного проекта. — Саров: Росатом, 2005. — С. 161 — 164. — ISBN 5-9515-0005-2.
  • Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы: Биографический справочник. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Киев: Наукова думка, 1986. — 512 с.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10622 Зельдович, Яков Борисович]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50509.ln-ru Профиль Якова Борисовича Зельдовича] на официальном сайте РАН
  • [www.phys.msu.ru/upload/iblock/967/levshin-reference-book.pdf Леонид Вадимович Левшин. Физический факультет МГУ. Исторический справочник., М., МГУ, 2002]

Отрывок, характеризующий Зельдович, Яков Борисович

– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.