Зелёный Юрий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Зелёный Юрий — главный персонаж одноимённого молодёжного обряда, совершаемого накануне или в день св. Юрия у хорватов и словенцев.





Южнославянские обряды

Обряд распространён в северо-западной Хорватии и в части областей Словении (Бела краина, Доленьско, Халозе, Штирия, Каринтия) и чаще всего сводится к вождению (словен. Jurja vodit) главного обрядового персонажа (хорв. Zeleni Juraj, Juraj, Zeleni Dura, zelenjak, словен. Zeleni Jurij. sv, Šent jurja, Jurač, Jurek, vesnik и др.), для которого с песнями собирают по домам подарки.

Названия дружины, состоящей из двух-трёх, пяти или более человек, в основном связаны с названием самого праздника: хорв. zeleni Juraj, jurjaši, jurjevčani, đurđari, словен. šentajurjaši и т. п. В её состав обязательно входит сборщик продуктов (хорв. sluga или košarac), несущий корзину. Участники обхода — мальчики или юноши, реже — девушки. Обряд имеет продуцирующий и охранительный характер, что связано с магической силой, приписываемой зелени, веткам, которые составляют убранство ряженого. В северо-хорватских областях элементы ритуала (обливание водой украшенного зеленью участника) сближают его с обрядом Додола.

Словенцы Помурья во время во время обряда пели:

Оригинал
Zelenega Jurja vodimo,     
Maslo in jajca prosimo,
Ježi-babo zganjamo,
Mladoletje trošimo![1]

Перевод
Зелёного Юрия водим,
Масло и яйца просим,
Бабу Ягу прогоняем,
Весну рассыпаем!

См. также

Напишите отзыв о статье "Зелёный Юрий"

Примечания

  1. [sl.wikisource.org/wiki/Razdelek_I._Pesmi_obredne./Oddelek_B._Krasne_ali_ladarske_pesmi. Pesmi obredne]

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Зелёный Юрий

Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.