Землетрясение в Алеппо

Землетрясение в Алеппо или Халебское землетрясение — одно из самых мощных землетрясений, известных человечеству, и четвёртое по количеству жертв (по приблизительной оценке свыше 230 000 погибших). Это землетрясение имело 8 баллов по шкале Рихтера. Землетрясение происходило в несколько этапов, охватив территории современных северной Сирии и юго-западной Турции, позднее Ирана и Азербайджана. Пик разрушений пришёлся на 11 октября 1138 года, когда пострадал Халеб.

Алеппо, крупный и многолюдный городской центр со времён античности, геологически расположен вдоль северной части системы крупных геологических разломов, к которым также относится и впадина Мёртвого моря, которые разделяют аравийскую и африканскую тектонические плиты, находящиеся в постоянном взаимодействии.

Дамасский летописец Ибн аль-Каланиси записал дату землетрясения — среда, 11 октября 1138 года, а также указал количество жертв — свыше 230 000 человек. Такое число жертв шокировало современников, в особенности западных рыцарей-крестоносцев, поскольку тогда в северо-западной Европе, откуда большинство из них были родом, редкий город имел население в 10 000 жителей. На землях бывшей Византийской империи и различных арабских эмиратах подобные многолюдные города (Алеппо, Александрия, Антиохия, Константинополь) сохраняли население по 200 000 и более со времён поздней античности.

После землетрясения численность населения Алеппо восстановилась только к началу XIX века. Но 24 августа 1822 года в городе произошло очередное крупное землетрясение, в 1827 году его поразила эпидемия чумы, а в 1832 году — холеры. События в Алеппо положили начало цепочке ближневосточных землетрясений, которые продолжались в течение года (см. Землетрясение в Гяндже).

Ссылки

• [www.epicentrum.ru/aleppo.php Землетрясение в Алеппо 1138 г. Подробное описание]. [archive.is/TLO1S Архивировано из первоисточника 31 января 2009].

Отрывок, характеризующий Землетрясение в Алеппо

Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.