Земляной Вал (улица)
Поделись знанием:
Координаты: 55°45′09″ с. ш. 37°39′21″ в. д. / 55.75250° с. ш. 37.65583° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.75250&mlon=37.65583&zoom=12 (O)] (Я)Земляной Вал (улица)Земляной Вал (улица)
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
| Улица Земляной Вал Москва | |
 Жилой дом МГБ, 1949, арх. Е. В. Рыбицкий | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Протяжённость |
2,42 км |
| Ближайшие станции метро | |
| Почтовый индекс |
109028, 109004, 105120, 109240, 105064 |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.75245&lon=37.655903&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/?text=%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%2C%20%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0%2C%20%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0%20%D0%97%D0%B5%D0%BC%D0%BB%D1%8F%D0%BD%D0%BE%D0%B9%20%D0%92%D0%B0%D0%BB&sll=37.655903%2C55.75245&sspn=0.005713%2C0.023315 на Яндекс.Картах] | |
| [maps.google.com/maps?ll=55.75250,37.65583&q=55.75250,37.65583&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google] | |
У́лица Земляно́й Вал (до 1938 Садовая-Земляной вал к северу от Яузы, Садовая-Землянская к югу от неё; в 1938—1953 Чкаловская улица; в 1953—1994 Улица Чкалова[1]) — улица в Центральном административном округе Москвы, самая протяжённая улица в составе Садового кольца. Проходит от площади Земляной Вал (пересечение с Покровкой и Старой Басманной улицей) до Таганской площади; пересекает Яузу по Высокояузскому мосту. Нумерация домов ведётся от площади Земляной Вал.
Содержание
Происхождение названия
От оборонительного земляного вала, устроенного в 1592—1593 при Борисе Годунове.
История
После окончания Смуты, обе стороны земляного вала были заселены слободами. С внутренней стороны лежали слободы — Казённая (в Казённых переулках), Садовая (улица Воронцово Поле), Иноземная Старопанская, то есть польская, слобода (к северу от Яузы), Стрелецкая (за Яузой) и Тетеринская (в одноимённом переулке). С внешней — конюшенная Сыромятная (Верхняя Сыромятническая улица), Иноземная Греческая (за Яузой) и Алексеевская чёрная слобода (б. Алексеевская, ныне улица Александра Солженицына). Казённая, Садовая и Сыромятная слободы обслуживали непосредственно царский двор, Тетеринская слобода подчинялась Каменному приказу.
После перевода столицы в Петербург земли ремесленников перешли во владение сначала купечества, а затем и знати; сказывалось соседство с преуспевающей Немецкой слободой. Между нею и Земляным валом возникли дворцы Румянцевых, Демидовых, Щербатовых. В течение XVIII века собственно земляной вал обветшал и был застроен — в том числе кабаками, принадлежавшими тем же Демидовым и Щербатовым.
В 1812 большинство построек в окрестностях земляного вала и на самом валу выгорели. По плану реконструкции 1816 года на месте вала в 1820-е гг. была проложена просторная улица с тротуарами и садиками вдоль домов. Однако к северу от Яузы садов было немного, а между Яузой и Таганкой улица сужалась так, что для них вовсе не осталось места. В конце XIX века в районе Таганской площади были построены единичные многоэтажные доходные дома, но в целом улица оставалась двухэтажной.
Генплан 1935 года предписывал масштабную реконструкцию Садового кольца, включая тоннель под Таганкой и постройку нового Курского вокзала, но до начала войны были построены лишь единичные «сталинские» здания к северу от Яузы. После войны масштабные планы реконструкции площадей не были реализованы, только к северу от Яузы было продолжено строительство парадных домов по красной линии кольца. Таганский тоннель и Ульяновская эстакада были выстроены только в 1960-е. Современный Земляной Вал, как и всё Садовое кольцо, остаётся смесью построек разных эпох — от двухэтажных домов первой половины XIX века до типовых панельных домов 1970-х гг.
Примечательные здания
По нечётной стороне
- № 1/4 — Жилой дом (1934, архитектор А. А. Кеслер)[2]. В этом доме жили: в 1930—1940-х годах патологоанатом А. И. Абрикосов[3]; в 1934—1953 годах — физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии И. Е. Тамм[4]; скрипач Борис Гольдштейн[5].
- № 3/1 — Жилой дом (кон. 1940-х — 1950-е, архитектор И. Л. Маркузе)[6]
- № 5 — Доходный дом (1900-е, архитектор Э.-Р. К. Нирнзее)
- № 7 — Доходный дом (1900-е, архитектор Э.-Р. К. Нирнзее)[6]
- № 9 — Офисный центр «Ситидел» (2001—2007, архитекторы В. Плоткин, И. Деева, Н. Анохина, А. Бородушкин и другие)[7].
- № 21—23 — Жилые дома инженерно-технических работников (1935—1938, архитекторы И. З. Вайнштейн, М. Русанова, М. Боголепов, художник А. Машурина). Построенные корпуса должны были оформлять начало новой улицы, однако она не была проложена. Изначально не предусмотренные проектом балконы введены по предложению Л. М. Кагановича[6][8]. В 1930-х годах в жилом комплексе жили учёный-теплотехник З. Ф. Чуханов[9] и математик Л. Г. Шнирельман[10]; геолог-тектонист Н. С. Шатский (в 1938—1949)[11], философ П. Н. Федосеев[12], астроном В. Г. Фесенков[13], авиаконструктор П. О. Сухой[14], философ А. М. Деборин[15].
- № 25 — Ранее на этом месте стоял дом Д. И. Плащова (1911, архитектор Г. А. Гельрих)
- № 27, стр. 1 — Жилой дом Управления Московско-Курской железной дороги (1927—1929, архитектор Б. Н. Шатнев)[6][16]
- № 27 стр. 3 (в глубине квартала) — жилой дом XVIII века
- № 29 — Курский вокзал
- № 35 стр. 1 (на территории ТЦ «Атриум») — Жилой дом XVIII века — усадьба торопецкого купца П. К. Боткина. Здесь родился его сын, врач С. П. Боткин
- № 37 — Жилой дом кооператива «Красный курянин» (1920-е гг.)[6]
- № 39 стр. 1 — Жилой дом (1939—1953, архитекторы И. Н. Кастель, Т. Г. Заикин[6])
- № 39 стр. 2 — Жилой дом XVIII века, включает палаты постройки 1680-х гг., принадлежавшие боярину И. П. Матюшкину[6]. Нынешний вид дом приобрёл в 1820-е гг.
- № 41 — панельный жилой дом постройки 1960-х годов. Здесь жили тренер Н. С. Теплякова[17], тренер и актёр К. В. Градополов[18]. Во дворе здания, на месте нынешнего дома № 12 по Мельницкому переулку, стоял дом, где родился Н. И. Пирогов. После пожара 1812 года его отец отстроил новый дом на том же месте.
- № 53 — усадьба и парк Усачёвых-Найдёновых, 1829—1831, арх. Доменико Жилярди. Вероятно соавторство А. Г. Григорьева
- № 57, строение 6 — Музей и общественный центр им. А. Д. Сахарова
- № 61, строение 2,
памятник архитектуры (утраченный) — на месте современного здания находился усадебный флигель в стиле московского ампира 1-й трети XIX века; уничтожен под строительство офисного здания в начале 2000-х годов. - № 65, строение 1 — доходный дом 1907 года постройки (часть здания, оставшаяся после сноса основного объёма при расширении Садового кольца в 1950-х годах).
- № 73 — Московский государственный университет технологий и управления
По чётной стороне
- № 2/50 (угол Покровки) — колокольня церкви Иоанна Предтечи в Казённой слободе, 1772
- № 6 — Жилой дом (1906, архитектор П. П. Розанов)[6]
- № 12 — Жилой дом (нач. XX в.)[6]
- № 14/16 — Жилой дом (1934, архитектор А. А. Кеслер)[2][6]. В доме жили художник Константин Юон (в 1936—1956 годах; мемориальная доска, 1961, автор Е. Ф. Белашова)[19], лётчик Валерий Чкалов (в кв. № 102; мемориальная доска, 1955, скульптор Н. Е. Саркисов)[20], актёр Борис Чирков[21], биолог Иван Шмальгаузен[22], педиатр Г. Н. Сперанский[23], поэт и драматург Самуил Маршак (мемориальная доска, 1966, скульптор Ю. Л. Чернов, архитектор Ю. Е. Гальперин)[24], архитектор В. К. Олтаржевский[25], государственный деятель А. И. Ефремов[26]. За этим домом, № 9 по Большому Казённому переулку — неоклассическая гимназия постройки (1912, архитектор И. И. Рерберг)
- № 30 — Жилой дом (2-я половина XIX в.)[6]
- № 32 — Жилой дом (1933—1935, архитектор И. К. Сергеев)[6]
- № 34 — Доходный дом (1906, архитектор Л. В. Стеженский)
- № 36 (во дворе) — Школьное здание (1890, архитектор В. А. Коссов)
- № 38—40/15 — Жилой дом слушателей Академии железнодорожного транспорта, (1938—1940, архитекторы А. Капустина, В. М. Кусаков, художник А. М. Мишурина)[6][27]. Здесь жил учёный в области электроники Д. В. Зернов[28].
- № 42—44 — Жилой дом (1953, архитекторы Л. Б. Сегал, Н. А. Виноградов)[6], в основе здания № 44 — надстроенный 5-этажный доходный дом 1911 года.
- № 46 — Жилой дом Министерства государственной безопасности. В 1949 году его автор, архитектор Е. В. Рыбицкий, получил за проект Сталинскую премию, а в 1955 году был её лишен — за архитектурные излишества. Дома № 44 и № 46 соединены декоративной аркадой, за которой скрывается школа.
- № 48А — Жилой дом (1934—1953, архитекторы А. Ф. Хряков, З. О. Брод[6].
- № 52 /16 стр. 1, 2 — Жилой дом (1938—1947, архитекторы С. В. Сергиевский, Гуляев). Здесь жил физик Я. А. Смородинский[29].
- № 56 — Особняк Жаркова (1880-е)[6]
- № 58 — Доходный дом (1901, архитектор П. П. Киселёв)
- № 64 — доходный дом (1906, арх. Л. В. Стеженский)
- № 66/20 — Доходный дом Я. И. Климова (1910—1913, архитектор Э.-Р. К. Нирнзее)
- № 76-78 — Театр на Таганке. «Старое» здание театра перестроено из кинематографа «Вулкан» (электротеатра), построенного в 1911 году архитектором Г. А. Гельрихом.
Интересные факты
- На этой улице жил поэт Самуил Маршак (сейчас там есть мемориальная доска)[30].
Улица и дом, в котором он жил, упоминаются в его стихотворении «Дети нашего двора» (1948 год):
…Дети нашего двора,
Чкаловского дома,
Улетали вы вчера
Вдаль с аэродрома…
В нашем доме с давних пор
Чкалов жил Валерий.
Выходил он к нам во двор
Вот из этой двери.
Поглядев на небосвод,
Подзывал он сына
И шагал с ним до ворот,
Где ждала машина.
Долго будет эта дверь
Гордостью квартала -
Наша улица теперь
Чкаловскою стала…[31]
Прилегающие улицы
| Чётная (внутренняя, западная) сторона | Нечётная (наружная, восточная) сторона |
|---|---|
| река Яуза | |
| Николоямская улица | |
Транспорт
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Этот раздел статьи следует викифицировать. Пожалуйста, оформите его согласно правилам оформления статей. </div>
|
- Троллейбус Б (по всей длине), 10 и 53 (Таганская площадь — Николоямская улица)
- Автобус 40, 78 (площадь Земляной Вал)
- Станции метро «Чкаловская» и «Курская»
Почтовые индексы
| Индекс | Номера домов |
| 109028 | 50 |
| 109004 | 54, 61, 65 |
| 105120 | 35, 37, 39, 39/1(стр.2), 41/2, 53, 57 |
| 109240 | 52, 52/16 |
| 105064 | 1/4, 10, 11, 12/7, 14/16, 15, 17, 18/22, 19, 2/50, 20, 21/2, 23, 24/30, 24/32, 25, 27, 3/1, 32, 34, 34А, 36, 38/40, 4, 42/20, 44, 46/48, 48А, 48Б, 5, 6, 7, 7/2, 9 |
Улица в произведениях литературы и искусства
В художественном фильме «В добрый час!» 1956 года выпуска, семья профессора Аверина жила в доме 34 по улице Чкалова.
См. также
Улица Чкалова в Лианозове, Москва
Напишите отзыв о статье "Земляной Вал (улица)"
Примечания
- ↑ Земляной Вал, улица // Имена московских улиц. Топонимический словарь / Агеева Р. А. и др. — М.: ОГИ, 2007.
- ↑ 1 2 Васильев Н. Ю., Евстратова М. В., Овсянникова Е. Б., Панин О. А. Архитектура авангарда. Вторая половина 1920-х — первая половина 1930-х годов. — М.: С. Э. Гордеев, 2011. — С. 147. — 480 с.
- ↑ Московская энциклопедия / С. О. Шмидт. — М.: Издательский центр «Москвоведение», 2007. — Т. I, Лица Москвы. — С. 11. — 639 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-903633-01-2.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9526 Тамм Игорь Евгеньевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1692 Гольдштейн Борис Эммануилович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 22 марта 2015.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Москва: Архитектурный путеводитель / И. Л. Бусева-Давыдова, М. В. Нащокина, М. И. Астафьева-Длугач. — М.: Стройиздат, 1997. — С. 452—454, 461—463. — 512 с. — ISBN 5-274-01624-3.
- ↑ Гейдор Т., Казусь И. Стили московской архитектуры. — М.: Искусство—XXI век, 2014. — С. 584. — 616 с. — ISBN 978-5-98051-113-5.
- ↑ Гейдор Т., Казусь И. Стили московской архитектуры. — М.: Искусство—XXI век, 2014. — С. 392. — 616 с. — ISBN 978-5-98051-113-5.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7680 Чуханов Зиновий Фёдорович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9329 Шнирельман Лев Генрихович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9121 Шатский Николай Сергеевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7755 Федосеев Пётр Николаевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7808 Фесенков Василий Григорьевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9027 Сухой Павел Осипович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1143 Деборин Абрам Моисеевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 17 сентября 2015.
- ↑ Москва торговая // Московское наследие. — 20015. — № 5 (41). — С. 18—19.</span>
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9597 Теплякова Нина Сергеевна]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1777 Градополов Константин Васильевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 22 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8302 Юон Константин Фёдорович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7648 Чкалов Валерий Павлович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7625 Чирков Борис Петрович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9308 Шмальгаузен Иван Иванович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8815 Сперанский Георгий Несторовичpublisher=Лица Москвы. Московская энциклопедия]. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=4803 Маршак Самуил Яковлевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 16 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=5854 Олтаржевский Вячеслав Константинович]. Проверено 18 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1487 Ефремов Александр Илларионович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 17 сентября 2015.
- ↑ Гейдор Т., Казусь И. Стили московской архитектуры. — М.: Искусство—XXI век, 2014. — С. 359. — 616 с. — ISBN 978-5-98051-113-5.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=10478 Зёрнов Дмитрий Владимирович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 19 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=10296 Смородинский Яков Абрамович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 15 марта 2015.
- ↑ [m-necropol.narod.ru/marshak.html Могилы знаменитостей. Маршак Самуил Яковлевич]
- ↑ [www.deti-book.info/content/view/7085/373/ Самуил Маршак — Дети нашего двора]
</ol>
Литература
- П. В. Сытин, «Из истории московских улиц», М., 1948, с.248-250
Ссылки
- [www.moskva.ru/history/mosslob/mosslob21_1.html История Сыромятнической слободы и улиц]
- [walk.rambler.ru/msg.html?mid=1162&s=609 История дома МГБ на Земляном Валу]
| |||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Земляной Вал (улица)
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
