Земля Санникова (фильм)
| Земля Санникова | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях |
Владислав Дворжецкий |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Киностудия «Мосфильм». |
| Длительность |
92[1] мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Земля́ Са́нникова» — советский художественный фильм, снятый в 1972—1973 годах на киностудии «Мосфильм» по мотивам одноимённого романа Владимира Обручева режиссёрами Альбертом Мкртчяном и Леонидом Поповым. Фильм широкоформатный цветной. В 1974 году его посмотрели более 41 миллиона зрителей.
Содержание
Сюжет
Начало XX века. Ссыльный поселенец Александр Петрович Ильин уговаривает золотопромышленника Трифона Степановича Перфильева, прииск которого оскудевал, снарядить экспедицию на поиски Земли Санникова — легендарной тёплой земли где-то за Полярным кругом. Перфильев, надеющийся, что эта земля богата золотом, соглашается.
Далее начинаются трудные поиски команды — смельчаков находится немного. В результате на борту судна оказываются Александр Ильин, офицер-авантюрист Евгений Крестовский, слуга золотопромышленника Игнатий, которому даётся задание убить всех участников экспедиции в случае нахождения золотых россыпей, и Губин — беглый каторжник-террорист, бывший врач.
После долгого путешествия, чуть было не замёрзнув в пути, первооткрыватели всё-таки добираются до вулканической земли, где они встречают аборигенов — племя онкилонов, где они подружились с вождём племени, но не поладили с шаманом, увидевшим в них угрозу своей власти. В результате одной из провокаций шамана возникает конфликт, и Игнатий стреляет в воздух. Это нарушает и без того хрупкий природный баланс и вызывает землетрясение, после которого вулкан остывает, земля начинает замерзать, и всё живое на ней ждёт гибель.
Губин остается с онкилонами, чтобы помочь им перезимовать, Игнатий погибает от рук слуги шамана, Крестовский и Ильин идут за помощью на Большую землю. Крестовский жертвует собой, чтобы спасти друга, и до Большой земли добирается только Ильин, которого почти без сил находят в ледяной пустыне якуты-охотники.
История создания
Идея снять фильм по роману Владимира Обручева принадлежала руководству «Мосфильма». Сценарий был написан Владиславом Федосеевым. Режиссёров было два, ими были выбраны дебютанты кинорежиссуры Альберт Мкртчян и Леонид Попов. А. Мкртчян решил радикально переработать сценарий и обратился за этим к Марку Захарову, который в то время активно занимался публицистикой, например, именно Захаров написал тексты писем Сухова («Белое солнце пустыни»). Марк Захаров даже не прочёл роман Владимира Обручева, а на замечание Мкртчяна ответил: «Ты мне обрисуй тему и что ты хочешь увидеть». Альберт Мкртчян вспоминал:
Мы ведь написали совсем другую историю, к сюжету Обручева она почти не имеет отношения. Единственное, что осталось от автора, — это идея: неизвестная земля, которую надо открыть.
Первоначально к участию в фильме планировалось привлечь Владимира Высоцкого (на роль Крестовского) и Марину Влади (на роль невесты Ильина). Высоцкий был очень вдохновлён сюжетом и написал к фильму три песни: «Белое безмолвие», «Баллада о брошенном корабле» и «Кони привередливые». Однако на радио «Немецкая волна» прошла передача с записями песен В. Высоцкого. В контексте этой передачи Высоцкий был представлен бунтарём и диссидентом. Дорога к съёмкам в «Земле Санникова» Высоцкому и Влади была закрыта.
В спешном порядке на роль Крестовского был приглашён Олег Даль. Он приехал на съёмки в Зеленогорск в жутком настроении и в «разобранном» состоянии[2].
На роль одного из героев фильма — Губина (беглого политического каторжанина) — был утверждён Сергей Шакуров. Он и стал катализатором разногласий актёрского состава с режиссёрами фильма. Конфликт разгорелся на фоне того, что актёры считали режиссёров дилетантами, не умеющими снимать кино. Сергей Шакуров в открытую шёл на конфликт и в итоге отказался выполнять установки режиссёров. К этому бунту присоединились Владислав Дворжецкий и Олег Даль. Георгий Вицин в этой ситуации выдерживал нейтральную позицию, но всё же подписал общую с актёрами-бунтовщиками телеграмму, отправленную руководству «Мосфильма»:
Сидим в говне на волчьих шкурах. Дворжецкий. Вицин. Даль. Шакуров
Актёры требовали заменить двух, по их мнению, непрофессионалов на одного нормального режиссёра. Однако руководство «Мосфильма» заняло принципиальную позицию — не менять режиссёров. Переговоры с актёрами шли месяц. Переубедить удалось всех, кроме Сергея Шакурова. В итоге он получил выговор и был снят с роли. На его место был приглашён Юрий Назаров, но в эпизоде передачи воды Ильину видно лицо Сергея Шакурова, хоть в титрах его фамилии и нет.
Влад и Олег меня предали: они согласились работать дальше. Я пошёл до конца и написал заявление. По моему поводу было два худсовета на «Мосфильме». Но я уже не мог отказаться, остановиться. Это было бы вопреки моему разуму, который мне в тот момент говорил: «Ты что, Сергей, делаешь?» Но у меня, кроме бешенства, ничего не было. А после бешенства наступила апатия. Я вырубил этих двух людей из своей жизни — Даля и Дворжецкого…
С воодушевлением отнёсся к сценарию фильма исполнитель главной роли Владислав Дворжецкий, надеявшийся на то, что она станет одной из лучших в его послужном списке.
В исполнении трюка подъёма Крестовского на колокольню принимали участие ленинградские альпинисты Владимир Мясников (Крестовский) и Эдуард Часов (Ильин)[3]. Во время съёмки данной сцены оператор заметил, что в кадр попали телевизионные антенны на крышах соседних домов. Пришлось членам съёмочной группы подниматься на крыши и сваливать все антенны. В это время шёл футбольный матч, показ футбола по телевизору был прерван, и разъярённые жители выскочили на улицу. Для того чтобы погасить скандал, местным жителям по указанию режиссёра было выдано по 100 рублей.
В первом варианте «Есть только миг» и другие песни в исполнении героя Олега Даля — Крестовского исполнил сам актёр, но, когда фильм сдавался худсовету «Мосфильма», было принято решение переозвучить эти песни. Для перезаписи пригласили популярного в то время певца Олега Анофриева. Олег Анофриев перезвонил Олегу Далю и спросил у него разрешения. Даль ответил: «Записывайся».
Места съёмок
- Для натурных съёмок использовались достаточно экзотические места: ледовый поход снимали на Финском заливе, а Землю Санникова — в Долине Гейзеров (Кроноцкий заповедник на Камчатке). Сцену подъёма Крестовского на колокольню снимали в Выборге, на Часовой башне.
- Сцена прощания Ильина с невестой и отплытие экспедиции снимались в парке Монрепо, на фоне островов Былинный и Людвигштайн (Выборг).
- Сцена жертвоприношения оленей на плоту снималась в Кабардино-Балкарии, на озере Шадхурей, близ с. Каменномостское.
- Сцена очищения соплеменницы шаманом снималась в Чегемском ущелье Кабардино-Балкарии у воподопадов близ с. Хуштосырт.
- Несколько сцен было снято в Крыму (Никитская расщелина).
В ролях
|
Озвучивание
|
Съёмочная группа
|
|
Напишите отзыв о статье "Земля Санникова (фильм)"
Примечания
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0136624/technical?ref_=tt_dt_spec Technical Specifications] (англ.). Земля Санникова. IMDb. Проверено 29 ноября 2014.
- ↑ Ф. Раззаков. Наше любимое кино. Интриги за кадром. — М.: Алгоритм, 2004. — C. 294. — ISBN 5-9265-0143-1
- ↑ [www.alpklubspb.ru/ass/a174.htm Земля Санникова]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 13 мая 2011 года. |
Ссылки
- [www.mk.ru/culture/article/2011/09/07/621662-taynyie-kadryi-sovetskogo-quotavataraquot.html Тайные кадры советского «Аватара»] (cтатья из газеты «Московский комсомолец»)
- «Земля Санникова» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||
Отрывок, характеризующий Земля Санникова (фильм)
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
