Зенджанское ханство
| Зенджанское ханство | ||||
| азерб. Zəncan xanlığı | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| Столица | Зенджан | |||
| Язык(и) | азербайджанский и персидский | |||
| Религия | Ислам | |||
| Население | азербайджанцы | |||
Зенджанское ханство(азерб. Zəncan xanlığı) — вассальное ханство на северо-западной территории Ирана (провинция Азербайджан) в XVIII — начале XIX веков. Административно было частью Зенджанской провинции и Азербайджанского генерал-губернаторства. Столица — г. Зенджан.
Содержание
История
Образование Зенджанского ханства
Зульфикар хан происходил из клана амирлу тюркского племени Афшар. Надир-шах принял его очень благосклонно и пригласил поступить к себе на службу. Он несомненно был талантливым, отважным и умным полководцем.
В июне 1747 года Надир-шах был убит заговорщиками. После этого Иран на много лет погрузился в пучину смут и междоусобий. Зульфикар хан принял ханский титул. Зенджан превратилась в ханство, пользовавшееся, как и соседние ханства, фактической независимостью при номинальном признании власти слабой Зендской династии.
Историк Рустам ал-Хукама Мухаммада Хашима Асафа Исфахани в своём сочинении "Рустам ат-таварих" посвященный Сефевидам, Зендам и первым представителям династии Каджаров и написанный в царствование Фатх 'Али-шаха Каджара (1797—1834) сообщает, что Зульфикар хан решил завладеть Казвин. Мухаммад Хашим Исфахани приводит цифры податей, взимавшихся с Зенджана, и сообщает некоторые данные о правителе Зенджана Зульфикар хане и его взаимоотношениях с Зендами.
Зульфикар хан 1780 года был убит Али Мурад хан Зендом. Наследовавший ему Али-хан правил всего два года и скончался в марте 1782 года, после чего новым зенджанского ханом стал Абдулла хан Осанлу-Афшар.
Зенджанское ханство вплость до 1810 года ханство было полунезваисимым, постоянно попадая под влияние могущественных соседей. В 1810 году было аннексировано Персией и окончательно потеряло свою независимость.
Зенджанское ханы
- Зульфикар хан Амирлу-Афшар, (1747-1780)
- Али хан Заирлу-Афшар, (1780-1782)
- Абдулла хан Осанлу-Афшар, (1782-1797)
- Аманулла хан Афшар, (1797-1810)
Экономика и культура
В связи с географическими особенностями региона основу экономики, кроме торговли, представляло ковроткачество и производство шёлка. Также, в связи с наличием больших лесных угодий и пастбищ, развивалось скотоводство.
Азербайджанские ковры выделяются сочным колоритом, построенным на сочетании локальных интенсивных тонов. Орнамент азербайджанских ковров различается в зависимости от вида и по места производства. Так, для таких ковров, как «Куба», «Ширван», «Казах», «Зенджан» характерны сложные геометрические узоры, которые включают схематические фигурки животных и людей, и размещённые по одной оси в центральном поле фигурные многоугольные или звездчатые медальоны, другим, таким, как «Тебриз» и «Карабах», присущ разнообразный растительный орнамент с обилием цветочных мотивов. Эстетический принцип азербайджанского ковра вложен в плоскостное решение «картинок», ритмику рисунка, традиционность членения на центральное поле и бордюр, лаконичную геометрию элементов. По мнению известного американского коллекционера и искусствоведа Дж. Вэа, в орнаментике азербайджанского ковра можно заметить тесное переплетение традиций и влияния турецких, персидских и азиатских мотивов, а также наследие элементов ковроделия северо-западных племен Ирана[1].
Особенность Зенджанского очага — барбарисовый фон и разработанные на нем композиции "Норшар", "Таруш" и "Султани".
Напишите отзыв о статье "Зенджанское ханство"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?lr=&cd=1&hl=ru&id=PpGZVbA9BmcC&dq=The+Official+Identification+and+Price+Guide+to+Oriental+Rugs&q=Azeri Joyce C. Ware. The Official Identification and Price Guide to Oriental Rugs. — House of Collectibles: 1992, p. 221. — ISBN 0-87637-882-3, 9780876378823.]
Основные источники
- Анвар Чингизоглы, Айдын Афшар, Афшарцы, Баку, "Шуша", 2008, ст. 323-324.
- Анвар Чингизоглы, Зенджанское ханство, Баку, "Мутарджим", 2015, ст.176.
Дополнительные источники
| ||||||
|
Это заготовка статьи по истории Азербайджана. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Зенджанское ханство
– Ты кто же, солдат?– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
