Зенит-3 (фотоаппарат)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зенит-3
</td></tr> Производитель Красногорский механический завод
Год выпуска 1960-1962.
Тип Однообъективный зеркальный фотоаппарат
Фотоматериал Плёнка типа 135
Размер кадра 24×36 мм
Тип затвора Фокальный шторно-щелевой. 1/30-1/500 с, «B», «Д»
Объектив «Гелиос-44» 2/58
или «Индустар-50» 3,5/50
Крепление объектива Резьбовое соединение M39×1/45,2
Экспозамер Ручная установка выдержки и диафрагмы.
Вспышка Кабельный синхроконтакт с регулируемым временем упреждения от 0 до 25 мсек
Видоискатель Зеркальный, с несъёмной пентапризмой. Поле зрения видоискателя 20×28 мм. Фокусировочный экран - матовое стекло.
Масса  ?
 Изображения на Викискладе

Зени́т-3 — советский малоформатный однообъективный зеркальный фотоаппарат, выпускавшийся на Красногорском механическом заводе с 1960 по 1962 год.

Разработан на основе однообъективных зеркальных фотоаппаратов «Зенит» (19521956) и «Зенит-С» (19551961). Унифицирован с дальномерным фотоаппаратом «Зоркий-5» (19581959).

От ранее выпускавшихся «Зенитов» отличается курковым взводом затвора и перемотки плёнки, изменённой верхней крышкой, наличием автоспуска. Кнопка спуска и кнопка включения обратной перемотки плёнки — как на фотоаппаратах «Зоркий-С» и «Зенит-С».

Всего выпущено 81 776 экземпляров.[1]





Технические характеристики

  • Корпус — литой из алюминиевого сплава, со съёмной нижней крышкой.
  • Тип применяемого фотоматериала — 35-мм перфорированная фотокиноплёнка шириной 35 мм (фотоплёнка типа 135) в кассетах. Размер кадра — 24×36 мм. Вожможно применение двухцилиндровых кассет типа «Leica»-«ФЭД»-«Зоркий» с щелью, раскрывающейся при закрывании замка.
  • Курковый взвод затвора и перемотки плёнки. Обратная перемотка головкой. Счётчик кадров с ручной установкой первого кадра.
  • Затвор — механический, шторно-щелевой с горизонтальным движением матерчатых шторок. Выдержки затвора — от 1/30 до 1/500 сек и «B». и длительная.
  • Зеркало невозвратного типа, опускается только при взводе затвора. Перед срабатыванием затвора зеркало поднимается.
  • Фокусировочный экран — матовое стекло. Размер поля зрения видоискателя — 20×28 мм. Пентапризма несъёмная.
  • Тип крепления объектива — резьбовое соединение M39×1. Рабочий отрезок — 45,2 мм.
Диаметр резьбы был такой же, как и на дальномерных фотоаппаратах «ФЭД»-«Зоркий» с рабочим отрезком 28,8 мм. Существование «дальномерных» и «зенитовских» объективов породило проблемы — некоторые фотолюбители могли купить «не тот» объектив.


Галерея

Верхняя панель. Нижняя зарядка фотоплёнки. Объектив снят, затвор спущен, зеркало поднято. Виден тросик, опускающий зеркало при взводе затвора. Дальномерный фотоаппарат
«Зоркий-5» (1958—1959)
унифицирован по многим узлам с «Зенитом-3».

Дальнейшая продукция КМЗ

«Зенит-3» и «Зенит-3М», похожесть и различие

«Зенит-3» был последним советским фотоаппаратом, сконструированным на основе конструкции корпуса «Leica»-«ФЭД»-«Зоркий». При ремонте фотоаппаратов старых конструкций полностью разбирался корпус, затем требовалась юстировка рабочего отрезка.

С 1959 года Красногорский механический завод освоил производство литых неразъёмных корпусов с открывающейся задней стенкой, выпустив дальномерный фотоаппарат «Зоркий-6». На основе «Зоркого-6» КМЗ выпустил однообъективный зеркальный фотоаппарат «Кристалл» (19611962) и «Зенит-3М» (19621970) с теми же техническими характеристиками.

Напишите отзыв о статье "Зенит-3 (фотоаппарат)"

Примечания

  1. [www.zenitcamera.com/catalog/cameraproduction.html Серийный выпуск фотоаппаратов]
  • Фотоаппарат «Зенит-2» не существовал.

Ссылки

  • [www.photohistory.ru/index.php?pid=1207248178973750 Этапы развития отечественного фотоаппаратостроения. «Зенит-3», 1960—1962; «Кристалл», 1961—1970; «Зенит-3М», 1962—1970.]
  • [www.zenitcamera.com/archive/zenit-1/index.html Линия первых «Зенитов»]
  • [www.zenitcamera.com/archive/history/fvl-about-cameras-slr.html Фотоаппараты КМЗ, история о «Зенитах»]

Отрывок, характеризующий Зенит-3 (фотоаппарат)

– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.