Зенит-5
Поделись знанием:
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
| Зенит-5 | |||
|---|---|---|---|
 </td></tr>
|
Производитель | Красногорский механический завод. | |
| Год выпуска | 1964-1968. | ||
| Тип | Однообъективный зеркальный фотоаппарат. | ||
| Фотоматериал | Плёнка типа 135. | ||
| Размер кадра | 24×36 мм. | ||
| Тип затвора | Механический, центральный залинзовый. | ||
| Крепление объектива | Байонет «Ц» по типу Bessamatic. | ||
| Фокусировка | Ручная. | ||
| Экспозамер | Ручная и полуавтоматическая установка по сопряжённому селеновому экспонометру. | ||
| Вспышка | Синхроконтакт «Х», выдержка синхронизации - любая. | ||
| Видоискатель | Зеркальный со съёмной пентапризмой. | ||
| Размеры | (с объективом «Вега-3Ц») - 141×84×114 мм | ||
| Масса | (с объективом «Вега-3Ц») - 1180 г | ||
 Изображения на Викискладе
|
|||
Зени́т-5 — советский малоформатный однообъективный зеркальный фотоаппарат с залинзовым центральным затвором и сменными объективами, выпускавшийся на Красногорском механическом заводе с 1964 по 1968 год. Разработан на основе камеры «Зенит-4».
«Зенит-5», как и фотоаппараты «Зенит-4», «Зенит-6» (отличался от четвёртой модели только штатным объективом), «Зенит-11» (несерийный прототип без экспонометра, не следует путать с «Зенитом-11» 1980-х годов) имел центральный фотографический затвор, что было нетипично для однообъективной зеркальной камеры. Другой особенностью фотоаппарата был электропривод, впервые в мире встроенный непосредственно в лентопротяжный механизм[1]. До этого моторные приводы имели только приставную конструкцию.
Всего выпущено 11 611 штук.
Содержание
Технические характеристики
- Размер кадра — 24×36 мм.
- Тип применяемого фотоматериала — перфорированная 35-мм фотокиноплёнка (плёнка типа 135).
Корпус камеры
- Корпус фотоаппарата литой из алюминиевого сплава с открывающейся задней стенкой. Прижимной столик — стеклянный, более износоустойчивый по сравнению с металлическими, что уменьшало потёртость фотоплёнки при перемотке.
- Взвод затвора и перемотка плёнки встроенным электродвигателем с питанием от встроенных четырёх дисковых никель-кадмиевых аккумуляторов Д-0,2. Аппарат комплектовался сетевым зарядным устройством, аккумуляторы заряжались, не извлекаясь из камеры. Полного заряда хватало на производство около 400 снимков. Скорость протяжки пленки — 1-1,5 кадров в секунду. На случай разряда источников питания у «Зенита-5» имелась головка перемотки плёнки и взвода затвора. Высота камеры в сравнении с «Зенитом-4» несколько увеличилась (у него был курковый взвод).
- Обратная перемотка плёнки — головкой типа «рулетка» на боковой стенке камеры.
- Счётчик кадров автоматический самосбрасывающийся при открывании задней стенки, показывает оставшееся количество кадров.
- Механический автоспуск.
- Резьба штативного гнезда — 3/8" дюйма.
Фотографический затвор
Фотографический затвор центральный заобъективный. Диапазон выдержек от 1 сек. до 1/500 сек. и «В». Выдержка синхронизации с электронными фотовспышками — любая (кабельный синхроконтакт «Х»), с одноразовыми химическими — рекомендовалась более 1/30 сек. или подключение к синхроконтакту «М». фотовспышка устанавливалась в обойму на съёмном кронштейне.
- Порядок работы затвора
- При взводе затвора кадровое окно закрывалось двумя шарнирно подвешенными светонепроницаемыми заслонками, расположенными в фокальной плоскости (каждая заслонка имела размер 12×36 мм, располагалась вдоль длинной стороны кадра), зеркало опускалось, открывалась диафрагма и лепестки затвора. После закрытия заслонок происходила перемотка фотоплёнки. Фотограф мог производить визирование, кадрирование, фокусировку, определение и установку правильной экспозиции.
- После нажатия на спусковую кнопку лепестки затвора закрывались, диафрагма закрывалась до предустановленного значения, зеркало поднималось, отклонялись светонепроницаемые заслонки. Затем лепестки затвора на нужное время открывались и закрывались, то есть отрабатывалась выдержка. Таким образом, камера имела несколько большее время срабатывания затвора, чем однообъективные зеркалки с фокальным затвором.
Байонет и сменные объективы
- Тип крепления объектива — байонет «Ц», геометрически подобный байонету немецкого фотоаппарата Bessamatic (фирма Bessa), однако отличный по рабочему отрезку: 47,58 мм против 44,70.[2]
- Штатный объектив (с «прыгающей» диафрагмой) «Вега-3Ц» 2,8/50.
К аппаратам «Зенит-4», «Зенит-5» и «Зенит-6» выпускались и другие сменные объективы:
Объективы с байонетом Ц производства КМЗ для фотоаппаратов семейства «Зенит-4»
| Объектив | Фокусное расстояние | Относительное отверстие | Назначение |
|---|---|---|---|
| Мир-1Ц | 37 | 2,8 | Широкоугольный объектив |
| Вега-3Ц | 50 | 2,8 | Штатный объектив фотоаппаратов «Зенит-4», «Зенит-5» и «Зенит-11» |
| Гелиос-65Ц | 50 | 2 | Светосильный нормальный объектив |
| Юпитер-25Ц | 85 | 2,8 | Телеобъектив (портретный) |
| Таир-38Ц | 135 | 4 | Телеобъектив |
| Рубин-1Ц | 37 — 80 | 2,8 | Трансфокатор, штатный объектив фотоаппарата «Зенит-6». По оптической схеме аналогичен объективу «Voigtländer Zoomar» 1959 года[3]. |
Экспонометрическое устройство
«Зенит-5», как и «Зенит-4» («Зенит-6») — фотоаппарат с полуавтоматической установкой экспозиции. Фотоприёмник — расположенный снаружи селеновый фотоэлемент. В поле зрения видоискателя видны две стрелки сопряжённого экспонометрического устройства, для правильной установки экспозиции их необходимо совместить.
Значения светочувствительности фотоплёнки от 16 до 500 ед. ГОСТ.
Однообъективные зеркальные фотоаппараты «Зенит-4», «Зенит-5», «Зенит-6»; шкальный фотоаппарат «Восход», дальномерные «ФЭД-10» и «ФЭД-11» («ФЭД-Атлас») — первые советские фотоаппараты с полуавтоматической установкой экспозиции.
Видоискатель
- Размер поля зрения видоискателя — 23,2×35,2 мм.
- Фокусировочный экран — матовое стекло с клиньями Додена.
- Пентапризма съёмная, может быть заменена на складную шахту с лупой.
- Увеличение окуляра пентапризменного видоискателя — 5×.
Интересные факты
- Один из первых фотоаппаратов «Зенит-5» был подарен Никите Сергеевичу Хрущёву.[4]
Напишите отзыв о статье "Зенит-5"
Примечания
- ↑ [photo-escape.ru/phototech/slr_history_2/ История «одноглазых». Часть 2] (рус.). Статьи. PHOTOESCAPE. Проверено 3 июля 2014.
- ↑ [www.zenitcamera.com/archive/zenit-4/index.html Сайт КМЗ «Зениткамера»]
- ↑ [www.kilfitt.org/Lenses/Zoomar_38_82.htm Voigtländer-Zoomar 2.8 / 36-82 mm]
- ↑ [www.rus-camera.ru/Zenit-5.htm «Зенит-5» на сайте «Рускамера»]
Литература
- Новые советские фотоаппараты.//«Советское фото», 1968, № 8, с. 34-38
- Объективы для любительской аппаратуры. //«Советское фото», 1968, № 12, с. 37-39
- Jean Loup Princelle. Made in USSR. The Authentic Guide To Russian And Soviet Cameras. Le Reve Edition, 2004.
Ссылки
- (рус.) [www.zenitcamera.com/archive/zenit-4/index.html Линия фотоаппаратов «Зенит-4».]
- (рус.) [www.zenitcamera.com/archive/history/fvl-about-cameras-slr.html Фотоаппараты КМЗ, история о «Зенитах».]
- (рус.) [www.sovietcamera.su/src/Zenit4_manual.pdf «Зенит-4». Руководство по эксплуатации.]
- (рус.) [www.zenitcamera.com/mans/zenit-6/zenit-6.html «Зенит-6». Руководство по эксплуатации.]
- [www.starye-veschi.ru/docs/zenit_6 «Зенит-6», инструкция по эксплуатации.]
- (рус.) [www.zenitcamera.com/mans/zenit-11-4/zenit-11.html «Зенит-11». Руководство по эксплуатации.]
- (рус.) [www.zenitcamera.com/catalog/cameraproduction.html Серийный выпуск фотоаппаратов КМЗ по годам.]
- (рус.) [www.photohistory.ru/index.php?pid=1207248178978379 Этапы развития отечественного фотоаппаратостроения. «Зенит-4», «Зенит-5».]
- (рус.) [www.photohistory.ru/index.php?pid=1207248178978379 Этапы развития отечественного фотоаппаратостроения. «Зенит-6».]
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Зенит-5
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
