Зенит (фотоаппарат)
Поделись знанием:
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
| Зенит | |||
|---|---|---|---|
 </td></tr>
|
Производитель | Красногорский механический завод | |
| Год выпуска | 1952-1956. | ||
| Тип | Однообъективный зеркальный фотоаппарат | ||
| Фотоматериал | Плёнка типа 135 | ||
| Размер кадра | 24×36 мм | ||
| Тип затвора | Фокальный шторно-щелевой. 1/25-1/500 с, «B», «Д» | ||
| Объектив | «Индустар-22» 3,5/50 или «Индустар-50» 3,5/50 | ||
| Крепление объектива | Резьбовое соединение M39×1/45,2 | ||
| Экспозамер | Ручная установка выдержки и диафрагмы. | ||
| Вспышка | Синхроконтакт отсутствует | ||
| Видоискатель | Зеркальный, с несъёмной пентапризмой. Поле зрения видоискателя 20×28 мм. Фокусировочный экран - матовое стекло. | ||
| Масса | ? | ||
 Изображения на Викискладе
|
|||
О других фотоаппаратах марки «Зенит»
Зени́т — советский малоформатный однообъективный зеркальный фотоаппарат, первый зеркальный фотоаппарат, выпускавшийся на Красногорском механическом заводе и первый под маркой «Зенит».
«Зенит» — один из первых в мире однообъективных зеркальных фотоаппаратов с пентапризмой[1], производился с 1952 по 1956 год. Разработан на базе дальномерного фотоаппарата «Зоркий», выпускавшегося на КМЗ с 1949 года.
В переработанный корпус с затвором от дальномерного фотоаппарата «Зоркий» было установлено подъёмное зеркало, создающее действительное изображение на фокусировочном экране и рассматриваемое через пентапризму при визировании и фокусировке (в пентапризме происходит оборачивание изображения). Родством с «Зорким» вызван один из основных недостатков «Зенита» — поле зрения видоискателя значительно меньше площади кадра, так как конструкция затвора «Зоркого» не позволила разместить зеркало большего размера.
«Зенит» — один из немногих однообъективных зеркальных фотоаппаратов в мире, переделанных из дальномерной камеры. До того в Германии выпускалась приставка к дальномерным фотоаппаратам «Leica Visoflex», с помощью которой фотоаппарат «Leica» превращался в однообъективный зеркальный фотоаппарат. В СССР подобное устройство применяли на камере «ФЭД» в составе фоторужья «ФС-2».
Всего выпущен 39.091 экземпляр.[2]
Технические характеристики
- Корпус — литой из алюминиевого сплава, со съёмной нижней крышкой.
- Тип применяемого фотоматериала — 35-мм перфорированная фотокиноплёнка шириной 35 мм (фотоплёнка типа 135) в кассетах. Размер кадра — 24×36 мм. Возможно применение двухцилиндровых кассет типа «Leica»-«ФЭД»-«Зоркий» с щелью, раскрывающейся при закрывании замка.
- Взвод затвора и перемотка плёнки — головкой, совмещённый. Обратная перемотка головкой того же размера, что и головка взвода (в отличие от «Зоркого»). Счётчик кадров с ручной установкой первого кадра.
- Затвор — механический, шторно-щелевой с горизонтальным движением матерчатых шторок. Выдержки затвора — от 1/25 до 1/500 с и «B» (от руки). Недокументированная функция — длительная выдержка «Д» возможна при открывании затвора на выдержке «B» и повороте рычага включения обратной перемотки плёнки.
- Зеркало невозвратного типа, опускается только при взводе затвора. Перед срабатыванием затвора зеркало поднимается.
- Тип крепления объектива — резьбовое соединение M39×1/45,2.
- В связи с установкой зеркала с подъёмным механизмом увеличен рабочий отрезок с 28,8 мм («ФЭД»-«Зоркий») до 45,2 мм. Диаметр резьбы по технологическим причинам был оставлен прежний. Некоторые объективы («Индустар-50», «Юпитер-9», «Юпитер-11») выпускались в двух вариантах оправы — «дальномерном» и «зенитовском» — под одинаковыми названиями. Это породило проблемы — некоторые фотолюбители могли по недоразумению купить не тот объектив.
- Фокусировочный экран — матовое стекло. Размер поля зрения видоискателя — 20×28 мм. Пентапризма несъёмная.
- Штатный объектив — «Индустар-22» 3,5/50 или «Индустар-50» 3,5/50. Часть «Индустаров-22» выпускалась в тубусной (складной) оправе, что в зеркальном фотоаппарате не имело большого смысла (оправа и так имеет небольшую высоту).
- Синхроконтакт отсутствует. Автоспуск отсутствует.
- На фотоаппарате установлено штативное гнездо с резьбой 3/8 дюйма.
Дальнейшее развитие
- «Зенит-С» (1955—1961) — добавлен синхроконтакт, такой же, как в «Зорком-С», изменён механизм опускания зеркала: вместо системы рычагов установлена миниатюрная лебёдка.
- «Зенит-3»[3] (1960—1962) — курковый взвод затвора, изменённый дизайн. «Зенит-3» унифицирован с дальномерным фотоаппаратом «Зоркий-5».
Напишите отзыв о статье "Зенит (фотоаппарат)"
Примечания
- ↑ Известны три зеркалки с пентапризмой, выпущенные до «Зенита»: «Contax-S» (VEB Zeiss Ikon, Восточная Германия, 1949), «Rectaflex» (Италия, прототип — 1949 год) и «Exakta Varex» (Ihagee Kamerawerk Steenbergen & Co, ГДР, 1950).
- ↑ [www.zenitcamera.com/catalog/cameraproduction.html Серийный выпуск фотоаппаратов]
- ↑ Фотоаппарата «Зенит-2» не существовало.
Ссылки
- [www.photohistory.ru/index.php?pid=1207248178964102 Г. Абрамов. Этапы развития советского фотоаппаратостроения. «Зенит», 1952—1956]
- [www.zenitcamera.com/archive/zenit-1/index.html Линия первых «Зенитов»]
- [www.zenitcamera.com/archive/history/fvl-about-cameras-slr.html Фотоаппараты КМЗ, история о «Зенитах»]
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Зенит (фотоаппарат)
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
