Зеркало (вождь)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зеркало
англ. Looking Glass

Вождь Зеркало
Имя при рождении:

Allalimya Takanin

Дата рождения:

1832(1832)

Дата смерти:

7 октября 1877(1877-10-07)

Место смерти:

Территория Монтана

Зеркало (англ. Looking Glass, на языке не-персе Allalimya Takanin; ок. 18325 октября 1877) — вождь индейского племени не-персе, был одним из лидеров своего народа в войне с армией США.





Биография

Зеркало родился приблизительно в 1832 году.[1] Он был сыном вождя не-персе, также известного как Зеркало. Его отец получил своё имя из-за того, что он носил на шее, подвешенное на кожаном шнурке небольшое зеркало. После того, как он умер, зеркало перешло к сыну вместе с именем.

Став вождём, он возглавил общину племени из 140 человек. Его люди занимали земли в районе реки Клируотер, на севере Айдахо. Община Зеркала находилась в мирных отношениях с белыми людьми. Когда в 1863 году некоторые вожди племени подписали договор с с правительством США, он не стал этого делать. Этот договор сокращал территорию резервации племени до 90%. Зеркало, как и другие вожди не-персе отказавшиеся признавать договор, по прежнему жили на родных землях.

В 1877 году американские власти, под давлением белых поселенцев и золотодобытчиков, решили переселить оставшихся вне резервации не-персе в резервацию Лапуай. Выполнение задачи было поручено генералу армии США Оливеру Ховарду. Лидеры свободных не-персе, сознавая превосходство армии белых людей, согласились на переселение. Во время перехода, группа молодых индейских воинов совершила нападение на белых фермеров, в ответ генерал Ховард выслал против не-персе две роты кавалеристов. Община Зеркала не участвовала в столкновениях с белыми, но вождь всё же решил увести своих людей подальше от территории резервации. 1 июля 1877 года американские войска под командованием капитана Стивена Уиппла подошли к селению Зеркала. После того, как один из добровольцев из отряда Уиппла открыл огонь по индейцам, солдаты атаковали селение. Они разграбили его, сожгли типи и всё имущество не-персе.[1] После этого нападения община Зеркала присоединилась к группе Вождя Джозефа.

Зеркало оказал большое влияние на ход всей войны не-персе. Он был известным воином и военным вождём, поэтому соплеменники прислушивались к его советам. Когда индейцы достигли Монтаны, Зеркало убедил их, что американская армия осталась позади и им необходим отдых. Однако Оливер Ховард отослал телеграмму полковнику Джону Гиббону, с просьбой перехватить не-персе. 9 августа 1877 года отряд Гиббона атаковал селение индейцев. В последовавшем сражении не-персе смогли отбить атаку, но понесли большие потери. Авторитет Зеркала был подорван, хотя его влияние оставалось ещё весьма значительным.[1]

Вторую ошибку он допустил, когда племя достигло гор Бэр-По. Переход измотал женщин, детей и стариков, и Зеркало предложил остановиться на привал, хотя до границы с Канадой оставалось около 40 миль. Он вновь недооценил своих преследователей, — 30 сентября 1877 года армия США под руководством Нельсона Майлза атаковала лагерь не-персе. После пятидневной осады и ряда боёв Вождь Джозеф предложил своим лидерам сдаться. Зеркало и Белая Птица выступили против этого. Они решили прорваться в Канаду к Сидящему Быку. 5 октября 1877 года, при попытке проследовать на север, Зеркало был убит шайеннскими скаутами, служившими в армии США.[1]

Напишите отзыв о статье "Зеркало (вождь)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.u-s-history.com/pages/h3886.html Looking Glass]

Литература

  • Greene, Jerome A. Nez Perce Summer - The U.S. Army and the Nee-Me-Poo Crisis. — Helena, MT: Montana Historical Society Press, 2000. — ISBN 0917298683.
  • Beal, Merrill D. [books.google.com/books?id=UfvF2r212qcC&dq=I+Will+Fight+No+More+Forever&hl=ru&ei=Y-20Tt6WCMSg-wbazPSEBg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CDAQ6AEwAA I will fight no more forever]. — Seattle: University of Washington Press, 1966. — 366 с. — ISBN 0295740094.

Ссылки

  • [www.pbs.org/weta/thewest/people/i_r/looking.htm PBS The West: Looking Glass]

Отрывок, характеризующий Зеркало (вождь)

– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].