Зернов, Дмитрий Степанович

Дмитрий Степанович Зернов
Дата рождения:	3 (15) марта 1860(1860-03-15)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	28 ноября 1922(1922-11-28) (62 года)
Место смерти:	Петроград
Страна:	Российская империя Российская империя
Научная сфера:	механика
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Московский университет, Петербургский технологический институт
Научный руководитель:	В. Л. Кирпичёв

Дмитрий Степанович Зернов (1860—1922) — русский педагог и профессор механики.

Биография

Сын протоиерея церкви Николы Явленного на Арбате Степана Ивановича Зернова (из священнической семьи) и Прасковьи Дмитриевны (урождённой Лебедевой), происходившей из семьи военного врача.

Окончил с золотой медалью 1-ю московскую гимназию (1878) и математическое отделение физико-математического факультета Московского университета (1882); затем прослушал курс Петербургского технологического института (1882—1885).

В 1891 году по приглашению своего учителя по Санкт-Петербургу профессора В. Л. Кирпичёва занял место адъюнкт-профессора механики Харьковского технологического института; затем, с 1892 года, преподавал в Московском высшем техническом училище, профессор по прикладной механике. Одновременно Зернов читал курсы лекций по начертательной геометрии и практической механике в Московском университете. В 1898 году Д. С. Зернов вернулся в Харьков — профессором и директором Харьковского технологического института и руководил им до 1902 года. В это же время он был председателем Южно-Русского общества технологов.

После того, как в 1902 году директор Петербургского технологического института Х. С. Головин был назначен попечителем Санкт-Петербургского учебного округа, его директором был назначен Д. С. Зернов, который читал в нём курсы сопротивления материалов, прикладной механики, теории упругости, паровых машин. Кроме того, он читал прикладную механику в Горном институте, Михайловской артиллерийской академии и Морской академии.

С 1904 года активно участвовал в общественной деятельности; играл видную роль в союзе профессоров высших учебных заведений, был одним из инициаторов «Записки 342-х учёных» от 27 января 1905 года; был членом Конституционно-демократической партии (кадетов). По политическим мотивам Д. С. Зернов был освобождён от должности директора института; вторично избран директором в 1908 году, но в 1913-м опять был уволен (теперь — «по выслуге лет») Министром народного просвещения, обвинившего его в том, что он «не придавал особого значения наказанию зачинщиков» при студенческих волнениях. В 1920 году он в третий раз был избран директором Петербургского технологического института и проработал в этой должности уже до конца своей жизни.

Им были написаны: «Экспертиза керосиновых двигателей на выставке Императорского Московского общества сельского хозяйства в мае 1895 года на Бутырском хуторе» (М.: Рус. т-во печ. и изд. дела, 1896), «Испытание прочности материалов», «К вопросу о высшем техническом образовании: Доложена 2 ноября 1897 г., в 4-м заседании „Комис. по вопросу о Высш. техн. учеб. заведениях“, учрежд. при Имп. Рус. техн. об-ве, под пред. Н. П. Петрова» (СПб.: тип. Имп. Акад. наук, 1898), курс лекций по различным отделам прикладной механики (Термодинамика, М.: ИМТУ, 1892, 1896; Паровые машины (Теория Термодинамика Регуляторы) М.: ИМТУ, 1894; Прикладная механика: Лекции, М.: изд. А. Абрамов, 1896: Курс 2. Ч. 1-2; Гидравлика и теория турбин: Лекции 3 курса Техн. уч-ща, М.: типо-лит. И. Д. Худякова, 1897; Сопротивление материалов: Лекции, Харьков: тип. А. И. Степанова, 1900; Построение паровых машин, Харьков: типо-лит. С. Иванченко, 1901).

Вместе с Д. И. Менделеевым, В. Л. Кирпичёвым, братьями Нобель и другими выдающимися учёными и представителями промышленности Д. С. Зернов входил в комиссию по разработке проекта расширения в России технического образования; был председателем Особого Правления Общества электрического освещения; он — председатель Общества технологов в Петербурге и Всероссийской ассоциации инженеров.

Брат Д. С. Зернова, Михаил Степанович, был организатором первого в России бальнеологического курорта в Ессентуках и возглавлял в Париже Московское землячество. Племянница, Мария Михайловна, была основательницей Пушкинского клуба в Лондоне и его председателем с 1954 по 1964 год. Племянник, Николай Зернов, был удостоен степени почётного доктора Оксфордского университета, стал профессором богословия в американских и индийских университетах, главой православного центра в Оксфорде. Племянница Д. С. Зернова, Софья Михайловна, активно работала в руководстве международных организаций помощи беженцам.

Похоронен на Смоленском православном кладбище.

После смерти Д. С. Зернова его личная библиотека поступила в библиотеку Технологического института.

Литература

• Волков В. А., Куликова М. В. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Естественные и технические науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2003. — С. 94. — 296 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.

Ссылки

• [funeral-spb.ru/necropols/smolenskoep/zernov/ ЗЕРНОВ Дмитрий Степанович (1860—1922)]
• [www.rulex.ru/01080247.htm Биография]

Отрывок, характеризующий Зернов, Дмитрий Степанович

«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?