Зеф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зеф
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Зеф (др.-греч. Ζήθος), в современной транскрипции обычно Зет — сын Зевса и Антиопы[1], брат Амфиона[2].

В противоположность своему брату, Зет изображается простым, грубым пастухом и охотником. Когда неузнанная им мать просила о помощи, отказал ей, но Амфион помог[3]. Они оба вместе умертвили Дирку, преследовавшую их мать, а также своего деда Лика, мужа Дирки, царствовавшего в Фивах, после чего завладели этим городом и окружили его стеной. Женился на Фиве[4]. Поссорился с братом из-за его лиры[5]. Муж Аэдоны, отец Итила[6]. По другой версии, муж Фивы.

Его гробница в Фивах[7]. В Фивах показывали общую могилу братьев.

  • См. Нонн. Деяния Диониса XXV 422.

Напишите отзыв о статье "Зеф"



Примечания

  1. Гомер. Одиссея XI 262
  2. , псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 5, 5-6
  3. Проперций. Элегии III 15, 29
  4. Еврипид. Антиопа, фр. 43 Пейдж, ст. 94
  5. Гораций. Послания I 18, 41-43
  6. Гомер. Одиссея XIX 522
  7. Еврипид. Финикиянки 144
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).


Отрывок, характеризующий Зеф



Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.