Зефиров, Михаил Михайлович
Эта страница требует существенной переработки. Возможно, её необходимо викифицировать, дополнить или переписать.
Пояснение причин и обсуждение — на странице Википедия:К улучшению/25 июля 2016. |
Михаил Михайлович Зефиров | |
Дата рождения: | |
---|---|
Дата смерти: |
Михаил Михайлович Зефиров (1826—1889) — протоиерей, профессор Казанской духовной академии.
Биография
Родился в бедной семье пономаря села Полтевых Шацкого уезда, Тамбовской губернии.
Сначала учился в приходском и уездном духовных училищах г. Шацка, затем с 1840 г. продолжал своё образование в Тамбовской духовной семинарии и закончил его в 1846—50 гг. в Казанской духовной академии. При крайней бедности он во всё время обучения отличался благонравным поведением, религиозною настроенностью и преданностью науке. В академии он вёл почти затворническую жизнь, изучил немецкий язык и перечитал массу немецких книг из академической библиотеки. Любимыми его науками были словесность и монголоведение, много переводил он с немецкого богословских статей, перевёл целый курс христианской морали Гиршера, для кандидатского сочинения взял тему по миссионерским предметам — «Духовное пестунство, или Частное попечение священника о своих пасомых» и тогда уже наметил своё будущее служение церкви; от монашества он отказался, но на пастырское служение в священном сане смотрел высоко и сряду принял бы его, если бы представился к тому случай.
По окончании курса он был назначен в Саратовскую духовную семинарию преподавателем логики, психологии и патристики, но через год перешёл уже в академию на кафедру патрологии. Здесь он примкнул к существовавшему тогда в академии бакалаврскому литературному кружку, полюбил и новую тогда ещё науку — патрологию, которую читал 5 лет, и составил по ней обстоятельные лекции. В «Православном Собеседнике» были напечатаны первые его литературные труды по патристике: «Послания св. Игнатия Богоносца, с предисловием к переводу их» (1855 г., кн. I) и «Жизнеописание преподобного Максима Исповедника» (против ложных мнений раскольников 1857 г., кн. II—IV); после в этом же журнале печатался перевод «Деяний вселенских соборов» с участием в этом труде и З. В 1854 г. он определен был в академию на должность эконома, просил определить его и священником к академической церкви, но в этом ему было отказано; однако решение его принять священный сан было бесповоротно, и что 30 мая того же года он был посвящён в священники к приходской в гор. Казани Богоявленской церкви.
Принятие им священного сана было поводом поручить ему в академии чтение лекций по гомилетике и пастырскому богословию, с условием приготовить к изданию в свет полную систему пастырского богословия; в 1859 г. он закончил этот научный труд и отправил его в Петроград к митрополиту Григорию, но там за скорою смертью митрополита он пропал. Между тем в академии смена ректоров отразилась и на чтении лекций профессорами. Зефиров был освобожден от чтения лекций по патристике и пастырскому богословию и получил лекции по буддизму — предмету не обязательному для студентов; затем ему снова поручены были лекции по пастырскому и нравственному богословию. Среди такой тяжёлой служебной обстановки профессор Зефиров энергично работал, как закаленный в невзгодах, высоко честный и идеально преданный академии.
В 1861 г. происшедшее на экзаменах столкновение профессора Зефиров с архиепископом казанским Афанасием было поводом к увольнению его в ноябре 1862 г. из академии. Оставшись приходским священником и членом духовной консистории (с 1859 г.), Зефиров был долгое время в опале; в 1863 г. получил законоучительские уроки во 2-й Казанской гимназии, — но, с другой стороны, случилось несчастие в семье — умерла жена, оставив на его попечении четверых малолетних детей. Затем он принимал живейшее участие в судьбе только лишь начавшей тогда устраиваться крещёно-татарской школы профессора Н. И. Ильинского; законоучительствовал в педагогической школе при Казанском уездном училище для приготовления народных учителей; был членом и потом председателем Казанского уездного училищного совета. К этому времени относится его записка в защиту школьного употребления инородческих языков (напечатанная в «Сборнике документов и статей по вопросу об образовании инородцев», СПб. 1869 г., стр. 275—334); в его приходской Богоявленской церкви положено было начало богослужению на татарском языке.
В 1867 г. он был избран в члены правления Казанской духовной семинарии, а в начале 1869 г. выбаллотирован и определён ректором родной ему Тамбовской семинарии; там он был и редактором «Тамбовских Епархиальных Ведомостей». В 1871 г. он был определён профессором богословия в Казанский университет, в 1880 г. в Казанский ветеринарный институт, а в 1881 г. избран в почетные члены Казанской духовной академии. Кроме названных трудов, Зефиров ещё принадлежит слово над гробом профессора Г. С. Саблукова ("Правосл. Собеседник " 1880 г., кн. I), некролог профессора И. М. Добротворского (там же, 1883 г., кн. III) и две его публичные лекции о лице Иисуса Христа, читанные им в университетском зале («Душеполезн. Чтение» 1874 г.). Из ненапечатанных же учёных трудов его известны: отзыв о словаре калмыцкого языка и университетские лекции по основному и нравственному богословию. В 1885 г. Зефиров вышел в отставку, оставив до 1888 г. за собой занятия только в ветеринарном институте.
Напишите отзыв о статье "Зефиров, Михаил Михайлович"
Отрывок, характеризующий Зефиров, Михаил Михайлович
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.