Зе, Жан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зе, Жан Эли Поль»)
Перейти к: навигация, поиск
Жан Эли Поль Зе
фр. Jean Élie Paul Zay<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Жан Зе (справа)</td></tr>

Министр народного образования
4 июня 1936 — 10 сентября 1939
Глава правительства: Леон Блюм
Камиль Шотан
Эдуар Даладье
Предшественник: Анри Герню
Преемник: Ивон Дельбо
Государственный вице-секретарь
24 января 1936 — 4 июня 1936
Глава правительства: Альбер Сарро
Депутат от Луаре
8 мая 1932 — 31 мая 1942
Предшественник: Морис Берже
Преемник: должность упразднена из-за Второй мировой войны
 
Вероисповедание: протестант
Рождение: 6 августа 1904(1904-08-06)
Орлеан
Смерть: 20 июня 1944(1944-06-20) (39 лет)
Моль, департамент Алье
Место погребения: Парижский Пантеон
Отец: Леон Зе
Мать: Алис Шартрен
Партия: Республиканская, радикальная и радикально-социалистическая партия
Образование: адвокат

Жан Эли́ Поль Зе (фр. Jean Élie Paul Zay; 6 августа 1904, Орлеан20 июня 1944, Моль, департамент Алье) — французский политик, министр народного образования в 1936—1939 годах. Активный участник движения Сопротивления. В мае 2015 года его прах был перезахоронен в парижском Пантеоне.





Ранние годы

Отец Жана Зе был еврейского происхождения (дед был эльзасским евреем, переехавшим в глубину Франции после того, как в 1871 году Эльзас был присоединён к Германии); на протяжении многих лет был редактором местной радикально-социалистической (фр.) газеты Прогре дю Луаре (фр.). Мать — преподавательница, из протестантской семьи. Жан блестяще учится в школе: в 1922 году его сочинение по общей литературе, а в 1923 году — по философии были удостоены премий на общенациональных конкурсах[1].

В 1928 году оканчивает юридический факультет и становится адвокатом — для оплаты учёбы работает в газете Прогре дю Луаре. С 1925 года — член Радикально-социалистической партии, где примыкает к левому крылу и критикует руководство партии за оппортунизм. С 1926 — масон, инициирован орлеанской ложей Этьен Доле, являющейся частью организации Великий восток Франции. С 1931 года участвует во всех съездах своей партии[1][2].

Политическая деятельность до войны

В 1932 году, в возрасте 27 лет избирается депутатом от департамента Луаре (переизбран в 1936 году). 1935 году избирается, а в 1836 — переизбирается секретарём Палаты депутатов (фр.). В течение своей парламентской деятельности занимается юридическими, экономическими и социальными вопросами. Являясь человеком левых убеждений, выступает за федерацию европейских государств, осуждает политику колониализма и французское невмешательство в гражданскую войну в Испании[2].

С 24 января 1936 года в возрасте 31 года во втором правительстве Альбера Сарро занимает пост государственного вице-секретаря (фр.), став таким образом самым молодым министром за всё время существования Третьей республики. После победы Народного фронта на выборах 1936 года, 4 июня того же года Леон Блюм включает Жана Зе в состав своего правительства в качестве министра народного образования. Сохраняет этот пост в третьем и четвёртом правительствах Камиля Шотана, втором правительстве Леона Блюма и третьем правительстве Эдуара Даладье. То есть, занимает этот пост без перерывов с 4 июня 1936 по 10 сентября 1939 года[2].

За время своего нахождения на посту министра народного образования по инициативе Жана Зе предпринимаются многочисленные социальные реформы, среди которых:

  • повышение возраста обязательного образования с 13 до 14 лет
  • увеличение количества образовательных пособий в начальной школе
  • создание сети профессиональной ориентации школьников
  • развитие физического воспитания
  • развитие научно-исследовательской работы в области педагогики[1][3].

По его инициативе также создаются Музей человека и парижский Музей современного искусства, задумывается проведение Каннского кинофестиваля, Национальный центр научных исследований[1][3].

Движение сопротивления

В 1938 году Жан Зе резко осуждает подписание Мюнхенского соглашения с Гитлером. 10 сентября 1939 года, после начала Второй мировой войны подаёт в отставку[2].

В мае—июне 1940 года Франция оккупирована войсками Нацистской Германии. Будучи ярым противником созданного при поддержке нацистов «Французского государства», Жан Зе вместе с 25 другими бывшими парламентариями и членами правительств поднимается на борт отправляющегося в Северную Африку корабля Массилия. Они собираются продолжить сражение с нацизмом с территории французских колоний. Однако, 15 августа 1940 Жан Зе арестован в Марокко и 20 августа выслан обратно во Францию. 4 октября в Клермон-Ферране военный трибунал рассматривает дело Жана Зе, обвиняемого в дезертирстве, и приговаривает его к пожизненному изгнанию. Однако, изгнание заменено на тюремное заключение и 7 января 1941 года Зе помещён в тюрьму Риома[1][4].

В тюрьме Жан Зе занимается литературной деятельностью самых разных видов: пишет планы переустройства народного образования после войны, детские сказки, детективный роман «Перстень без пальца» и мемуары, которые будут опубликованы в 1945 году под названием «Воспоминание и одиночество»[1][2]. 20 июня 1944 года под предлогом перевода в другую тюрьму его вывозят члены французской милиции, которые убивают его по дороге[4].

Посмертная судьба

Брошенное в канаву тело Жана Зе было обнаружено охотниками только в 1946, а опознано — только в 1948 году[1].

27 мая 2015 года — к 70-летию окончания Второй мировой войны, прах Жана Зе в торжественной обстановке перезахоранивается в Пантеоне[1][3][4].

Напишите отзыв о статье "Зе, Жан"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.larousse.fr/encyclopedie/personnage/Jean_Zay/150518 Jean Zay] (фр.). Encyclopédie Larousse. Проверено 1 ноября 2015.
  2. 1 2 3 4 5 [www.assembleenationale.fr/histoire/biographies/1889-1940/Lettre_Z/Pages%20de%20Z.pdf Zay (Jean, Elie, Paul)] / publié sous la direction de Jean Jolly, archiviste de l'Assemblée nationale. — Dictionnaire des parlementaires français; notices biographiques sur les ministres, députés et sénateurs français de 1889 à 1940. — Paris: Presses universitaires de France, 1960. — P. 3232—3234.
  3. 1 2 3 Thomas Wieder. [www.lemonde.fr/politique/article/2015/05/27/jean-zay-un-republicain-aux-avant-postes-du-combat-antifasciste_4641160_823448.html#4mLdVBGzz1eu2XWX.99 Jean Zay, un républicain aux avant-postes du combat antifasciste] (фр.). Le Monde (1 novembre 2015). Проверено 1 ноября 2015.
  4. 1 2 3 [www.quatreviesenresistance.fr/Explorer/Les-biographies/Jean-Zay Jean-Zay] (фр.). Les biographies. Centre des monuments nationaux. Проверено 1 ноября 2015.

Отрывок, характеризующий Зе, Жан

Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.