ЗИС-6 (орудие)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ЗиС-6 (орудие)»)
Перейти к: навигация, поиск

ЗИС-6танковое орудие повышенной мощности, создававшееся советскими конструкторами под руководством Василия Гавриловича Грабина для проектируемых танков КВ-3, КВ-4 и КВ-5, которые так и не пошли в серию.





История создания

Приезд маршала Кулика

В марте 1941 года на артиллерийский завод № 92 в Горьком приехал Маршал Советского Союза Григорий Кулик, поставив главному конструктору завода Василию Гавриловичу Грабину задачу срочного перевооружения танка КВ-1. Грабин был в восторге от того что понимание необходимости перевооружения танка КВ-1 мощной пушкой, наконец-то дошло до самых ярых противников перевооружения. Заручившись принципиальным согласием Грабина на создание новой мощной танковой пушки, маршал Кулик отбыл в Ленинград на Кировский завод.

Телефонный разговор со Сталиным

Прошло некоторое время после отъезда Кулика в Ленинград, как туда же поехал и Грабин, но уже с другой целью. Ему нужно было прочитать участникам конференции в Ленинградском институте усовершенствования инженерно-технических работников лекцию о методах скоростного проектирования. Когда Василий Гаврилович находился в аудитории, где проходила конференция, его внезапно в ультимативной форме пригласили в Смольный, не назвав, однако, персоны того, кто ему звонит. Как только он переступил порог кабинета секретаря обкома, ему протянули телефонную трубку. Грабин сразу узнал голос Поскрёбышева, который предупредил, что с ним будет говорить Сталин. У Грабина состоялся следующий телефонный разговор со Сталиным[1][Прим. 1]:

Сталин: Здравствуйте, товарищ Грабин. Я хочу с вами посоветоваться. Есть мнения, что тяжёлый танк вооружен маломощной пушкой, не отвечающей задачам тяжелого танка. В настоящее время рассматривается вопрос о перевооружении его: вместо 76-миллиметровой пушки предлагается поставить мощную 107-миллиметровую, Хотелось бы знать вашу точку зрения по этому вопросу. Возможно, вам трудно будет оценить это предложение, так как тяжелый танк вооружен вашей 76-миллиметровой пушкой.

Грабин: Когда нашему конструкторскому бюро ГАУ выдало тактико-технические требования на 76-миллиметровую пушку для тяжелого танка, мы тщательно изучили вопросы, связанные с танками и их вооружением, и пришли к выводу, что 76-миллиметровая пушка для тяжелого танка неперспективна и не отвечает требованиям даже сегодняшнего дня. Мы считали, что тяжелый танк следует вооружить более мощной пушкой, снаряд которой пробивал бы броню, равную по мощности броне своего танка, с дистанции в тысячу метров. Своё мнение высказали руководству ГАУ и АБТУ, но с нами никто не согласился.

Сталин: Значит, у вас давно сложилось мнение о недостаточной мощности 76-миллиметровой пушки для тяжелого танка?

Грабин: Да, товарищ Сталин.

Сталин: Вы уверены, что 107-миллиметровую пушку можно поставить в тяжелый танк?

Грабин: Да, товарищ Сталин, я глубоко убежден, что 107-миллиметровую пушку можно поставить в тяжелый танк. Если я правильно вас понял, эта пушка по своей мощности должна быть выше 107-миллиметровой модернизированной?

Сталин: Вы правильно меня поняли. То, что вы уже имеете опыт по установке 107-миллиметровой пушки в тяжелый танк — прекрасно. Значит, мощную 107-миллиметровую пушку мы установили в тяжелый танк?

Грабин: Да, товарищ Сталин.

Сталин: Это очень важно, товарищ Грабин. До тех пор пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, чувствовать себя спокойно мы не можем. Задачу нужно решать как можно быстрее. Этого требует международная обстановка. Скажите, не смогли бы вы быть завтра в Москве? Вы нам здесь очень нужны.

Создание опытного образца и его испытания

После этого телефонного разговора, Грабин получил всяческую поддержку от руководства означенных организаций. В итоге, вместо заявленных 45 дней, опытный образец пушки был создан и испытан за 38 дней[1]: Испытания стрельбой и возкой ЗИС-6 продолжались, тем временем технологический процесс перешёл в стадию освоения производством, а некоторые детали можно было уже выпускать в серии. Иными словами, речь шла о запуске в валовое производство орудия, которое не только не принято на вооружение армии решением правительства, но и не побывало на полигоне заказчика. Но, с другой стороны, дожидаться испытаний пушки на полигоне ГАУ — означало прервать успешный и очень важный эксперимент, перечеркнуть в некотором роде результаты большой напряженной работы всего коллектива завода по комплексному созданию новой пушки и освоению её в массовом производстве. Это был последний рискованный шаг[2]. В конце апреля 1941 года прошли испытания 107-мм баллистического ствола пушки ЗИС-6. Мощность пушки была велика, и в качестве полигонного лафета пришлось использовать лафет от 152-мм гаубицы-пушки МЛ-20. В начале мая 1941 года опытный образец пушки ЗИС-6 был установлен в башню танка КВ-2. 14 мая 1941 года был сделан первый выстрел[3].

Грабин упоминал о существовании уже испытанного орудия Ф-42, однако в разговоре Сталин и Грабин пришли к согласию, что данное орудие слишком громоздко[Прим. 2], и следует разработать новый, более компактный образец[2].

Конструктивные особенности

ЗИС-6 широко использовала имеющиеся наработки. Как и уже производящаяся 107-мм дивизионная пушка M-60, ЗИС-6 имела раздельно-гильзовое заряжание, но мощность метательного заряда была повышена. В боекомплект входят два типа снарядов: бронебойный остроголовый БР-420 и осколочно-фугасный ОФ-420. Бронебойный снаряд имел дульную скорость 830 м/с, массу 16,55 кг и бронепробиваемость в районе 160-175 мм по советской методике измерения.Она поражала любой танк своего времени с 1000 м и более. ЗИС-6 являлась модификацией 107-миллиметровой танковой пушки Ф-42[2], адаптированной под танк. От неё были взяты многие части конструкции.

Завершение проекта

Опытные образцы, для испытаний, устанавливались на доработанный танк КВ-2. Работа шла опережающими темпами, поэтому производство было налажено ещё до испытаний в ГАУ. Однако требуемый танк, по неясным Грабину причинам, создан не был и опытные пушки пошли, как лом, в переплавку, что было особенно неприятно из-за очень тяжелого положения с оружием на фронте. Как результат, польза от работ над ЗИС-6 ограничилась приобретённым опытом быстрой разработки и постановки в производство, впрочем, оказавшимся весьма ценным впоследствии, при спешных работах по другим орудиям в военное время.[2] Впрочем, М. Н. Свирин приводит несколько иную информацию о количестве выпущенных орудий:

Серийное производство пушек ЗИС-6 началось 1 июля и согласно отчету завода № 92 «в июле-августе 1941 года было изготовлено пять серийных орудий ЗИС-6, после чего их производство прекращено из-за неготовности тяжелого танка». Все высказывания, что в 1941 г. было выпущено несколько сотен ЗИС-6, документально не подтверждаются.[4]

См. также

Напишите отзыв о статье "ЗИС-6 (орудие)"

Примечания

  1. Записано Даниялом Ибрагимовым по воспоминаниям самого Грабина
  2. Оно заведомо не годилось для КВ-1 и из существующих танков могло быть установлено только на КВ-2

Источники

  1. 1 2 Ибрагимов Д. С. «Сухопутные броненосцы» // [militera.lib.ru/tw/ibragimov/04.html Противоборство] / Художественный редактор — А. А. Митрофанов. — М.: Ордена «Знак Почета» издательство ДОСААФ СССР, 1989. — С. 198—202. — 496 с. — 100 тыс, экз.
  2. 1 2 3 4 Грабин В. Г. Пушка готова — танка нет // Оружие победы. — М.: Республика, 2000. — 560 с. — 7500 экз. — ISBN 5-250-02713-Х.
  3. Широкорад А. Б. Гений советской артиллерии. — М.: Изд-во АСТ. — С. 148. — 429 с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 978-5-170-13066-5.
  4. Свирин М. Н. Броневой щит Сталина. История советского танка 1937—1943. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — 448 с. — (Советские танки). — 4000 экз. — ISBN 5-699-16243-7.

Литература

  • Ибрагимов Д. С. [militera.lib.ru/tw/ibragimov/04.html Противоборство]. — М.: Издательство ДОСААФ СССР, 1989. — 496 с.
  • Грабин В. Г. [militera.lib.ru/memo/russian/grabin/index.html Оружие победы]. — М.: Республика, 2000. — 560 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий ЗИС-6 (орудие)

Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…