Зиберберг, Ханс-Юрген

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зиберберг Ханс-Юрген»)
Перейти к: навигация, поиск
Ханс-Юрген Зиберберг
Hans-Jürgen Syberberg
Дата рождения:

8 декабря 1935(1935-12-08) (88 лет)

Место рождения:

Носсендорф

Гражданство:

Германия Германия

Профессия:

кинорежиссёр, сценарист, кинопродюсер

Карьера:

19651997

Ханс-Юрген Зиберберг (нем. Hans-Jürgen Syberberg, род. 8 декабря 1935, Носсендорф) — немецкий кинорежиссёр, сценарист, продюсер.





Биография

Ханс-Юрген Зиберберг родился в Носсендорфе (Передняя Померания) в семье помещика. До 1947 года жил в деревне, затем переехал в Росток. Благодаря Бенно Бессону, ещё будучи школьником, получил разрешение Бертольта Брехта посещать репетиции «Берлинер ансамбль», в котором в 19521953 годах снимал на 8-миллиметровую плёнку свои первые документальные фильмы — репетиции пьес Брехта «Мать», «Господин Пунтила и его слуга Матти», а также «Фауста» Гёте. В 1953 году Зиберберг переселился в ФРГ; в 1956—1962 изучал филологию и историю искусства; защитил в Мюнхенском университете диссертацию на тему «Абсурд в творчестве Фридриха Дюрренматта».

В 1963—1966 годах Зиберберг работал внештатным сотрудником Баварского телевидения, снимал творческие портреты Фрица Кортнера, Роми Шнайдер, а также эксцентричной семьи обедневших баварских аристократов Поччи и баварского «короля порно» Алоиза Бруммера. Ещё один аспект раннего творчества Зиберберга — два первых игровых фильма: «Скарабей — сколько земли человеку нужно?» (1968) и «Сан Доминго» (1970). Первый основан на рассказе Льва Толстого и представляет собой сюрреалистический фильм с шокирующими сценами насилия. Действие «Сан Доминго», навеянного мотивами одноименной новеллы Клейста, происходит в среде наркоманов, рокеров и революционно настроенных студентов.

Широкую известность Зибербергу принесла «немецкая трилогия» — барочно-театрализованные в духе Вагнера и вместе с тем брехтианские по обнаженности приёмов и прямому обращению к зрителю сюрреалистические фильмы «Людвиг — реквием по королю-девственнику» (1972, о Людвиге Баварском), «Карл Май» (1974, о любимом писателе Гитлера, авторе приключенческих романов из жизни американских индейцев) и семичасовая фреска «Гитлер — фильм из Германии» (1978, в США прокатывался Ф. Копполой под названием «Наш Гитлер»). В 1981 году эту серию продолжила вольная экранизация вагнеровской оперы «Парсифаль».

Зиберберг живёт в родовом поместье в Носсендорфе, которое он выкупил в 2002 и восстановил вопреки сопротивлению местных властей.

Признание

Новаторский, неизменно радикальный в своих поисках кинематограф Зиберберга, пышно разворачивающий (и одновременно безжалостно выворачивающий наизнанку) центральные мифы и мифологизированные фигуры немецкой истории XIX—XX веков, привлек внимание философов, исследователей культуры, историков и теоретиков киноискусства за пределами Германии (Сьюзен Зонтаг, Жиль Делёз, Филипп Лаку-Лабарт, Серж Даней), но настороженно и даже враждебно воспринимался немецкой кинокритикой. Это привело к отчуждению Зиберберга от кино и спаду его творческой активности.

В мае — июне 2003 года Центр Помпиду в Париже представил обширную выставку и ретроспективу его фильмов.

Зиберберг снимался в документальных лентах «Это фильм» (1981, реж. Вернер Бидерман, с Александром Клюге и др.), «Ночь режиссёров» (1995, реж. Эдгар Райц, вместе с Л. Рифеншталь, Ф. Шлёндорфом, В. Херцогом, В. Вендерсом, П. Лилиенталем и др.), «Истр» — о Мартине Хайдеггере) (2004, реж. Дейвид Берисон и Дэниэл Росс, с Ф. Лаку-Лабартом, Ж.-Л. Нанси, Б. Стиглером).

Фильмография

Тексты

  • Zum Drama Friedrich Dürrenmatts. Zwei Modellinterpretationen zur Wesensdeutung des modernen Dramas. München: Verlag Uni-Druck, 1965
  • Hitler, ein Film aus Deutschland. Reinbek bei Hamburg: Rowohlt,1978
  • Parsifal. Notes sur film. Paris: Gallimard, 1982

Напишите отзыв о статье "Зиберберг, Ханс-Юрген"

Литература о режиссёре

  • Sontag S. Syberberg’s Hitler// Idem. Under the Sign of Saturn. New York: Ferrar, Strauss & Giroux, 1981.
  • Socci S. Hans Jürgen Syberberg. Firenze: La Nuova Italia, 1990
  • Ibáñez J. Después de la decapitación del arte: una apología de Hans Jürgen Syberberg. Barcelona: Destino, 1996.
  • Syberberg/Paris/Nossendorf// Introduction, choix de textes et notes de Christian Longchamp. Paris: Editions du Centre Pompidou; Yellow Now, 2003.
  • Goossens G. Verloren zonsondergangen. Hans Jürgen Syberberg en het linkse denken over rechts in Duitsland. Amsterdam: Amsterdam UP, 2004.
  • Olsen S. Hans Jürgen Syberberg and His Film of Wagner’s Parsifal. Lanham: University Press of America, 2005.
  • Делез Ж. Кино. М.: Ad Marginem, 2004 (по указателю).

Ссылки

  • [www.theister.com О фильме «Истр» с участием Зиберберга]
  • [www.svoboda.org/programs/cicles/cinema/23/04.asp Ханс-Юрген Зиберберг на Радио Свобода]
  • [www.ikonenmagazin.de/artikel/Syberberg.htm Kulturmontage im Posthistoire. Zur Filmästhetik von Hans Jürgen Syberberg]
  • [www.centrepompidou.fr/Pompidou/Communication.nsf/docs/IDB28A05D20185037DC1256D17004C05D6/$File/Syberberg.pdf О выставке-ретроспективе в Центре Помпиду (фр.)]

Отрывок, характеризующий Зиберберг, Ханс-Юрген

– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.