Зиккурат в Уре
Великий зиккурат в Уре (зиккурат Этеменнигуру[1]) — наиболее сохранившийся храмовый комплекс Древнего Междуречья. Возведён в XXI веке до н. э. (около 2047 до н. э.) в городе Уре местными царями Ур-Намму и Шульги, как и святилище Экишнугаль, в честь лунного божества Нанна. Впоследствии не раз перестраивался, был значительно расширен нововавилонским царём Набонидом.
Содержание
История
Строительство зиккурата вела третья династия Ура, восстановившая местную государственность после нашествий аккадцев и гутиев. Зиккурат был призван служить не только храмом, но и общественным учреждением, архивом и царским дворцом. С его вершины как на ладони можно было созерцать весь город.
Зиккурат представлял собой 20-метровое кирпичное здание, которое располагалось на платформах различной ширины, с основанием 64 на 46 метров, с тремя этажами. Фундамент был сложен из сырцового кирпича, внешние стены выложены каменными плитами[1].
Вся поверхность здания была облицована кирпичами, которые предварительно прошли обработку битумом. 
Три подъёма наподобие приставных лестниц (крутая-центральная и две боковые соединялись вверху) вели на первую площадку, откуда ступени вели в кирпичную надстройку, где помещалось главное святилище-храм бога луны Наннара. Верхняя площадка служила также жрецам для наблюдений за звездами. Внутри стен, поддерживающих платформы, находилось множество комнат, где жили священники и работники храма[1].
Надстройка не сохранилась[2]. Первый исследователь сооружения, Леонард Вулли, полагал, что эти лестницы были в древности обсажены деревьями, чтобы всё сооружение напоминало жителям аллювиальной равнины священную гору[3].
Зиккурат в Уре служил чтимым образцом для зодчих Древнего Междуречья. Не исключено, что либо сам зиккурат Этеменнигуру, либо построенный по его образцу зиккурат в Вавилоне послужили прообразом описанной в Библии Вавилонской башни[4].
Современное состояние
В XX веке экспедиция Леонарда Вулли из Британского музея очистила зиккурат от многовековых наслоений, после чего он был частично реконструирован. Во дворе зиккурата Вулли открыл останки храмового архива — глиняные таблички с информацией о торговых сделках, в которых жрецы выступали представителями лунного божества.
На рубеже XXI века памятник подвергся новым испытаниям. Саддам Хуссейн распорядился воссоздать фасады здания и монументальную лестницу, чем исказил его облик. В настоящее время в 2 км к юго-западу от зиккурата лежит американская авиабаза Али. Рядом с зиккуратом расположены развалины храма Навуходоносора II. Ближайший к памятнику город — Насирия.
Напишите отзыв о статье "Зиккурат в Уре"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Байер Б., Бирштайн У. и др. История человечества. 2002. ISBN 5-17-012785-5.
- ↑ Gardner’s Art Through the Ages. P. 41-42. ISBN 0-495-41058-6.
- ↑ International Dictionary of Historic Places. Taylor & Francis, 1996. P. 718—719.
- ↑ William W. Hallo. Origins: The Ancient Near Eastern Background of Some Modern Western Institutions. Brill Academic Publishers, 1996. P. 279.
Литература
- Вулли Л. Ур халдеев. — М.: Издательство восточной литературы, 1961. — 254 с. — (По следам исчезнувших культур Востока). — 25 000 экз.
- Mitchell T. C. Biblical Archaeology: Documents from the British Museum. Cambridge University Press, 1988. P. 25.
- Leick G. A Dictionary of Ancient Near Eastern Architecture. ISBN 0-415-00240-0. P. 230.
Координаты: 30°57′45″ с. ш. 46°06′11″ в. д. / 30.96250° с. ш. 46.10306° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=30.96250&mlon=46.10306&zoom=14 (O)] (Я)
Отрывок, характеризующий Зиккурат в Уре
– Очень интересно..Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
