Зимин, Сергей Иванович

Сергей Иванович Зимин
С.И. Зимин в 1904 году
Имя при рождении:	Сергей Иванович Зимин
Дата рождения:	20 июня (3 июля) 1875(1875-07-03)
Место рождения:	селo Зуево, Богородский уезд, Московская губерния
Дата смерти:	26 августа 1942(1942-08-26) (67 лет)
Место смерти:	Москва
Профессия:	театральный деятель
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР

Серге́й Ива́нович Зими́н (20 июня [3 июля] 1875, селo Зуево, Богородский уезд, Московская губерния Российской империи — 26 августа 1942, Москва, СССР) — русский театральный деятель, меценат, основатель частного театра «Опера С. Зимина».

Биография

Сергей Иванович Зимин родился в купеческой семье старообрядцев-беспоповцев (федосеевского старопоморского согласия). Его отец — Иван Никитич Зимин (1818—1887) — был основателем (1884) крупнейшего в России акционерного общества «Товарищество Зуевской мануфактуры И. Н. Зимина».

Учился в Московском коммерческом училище, которое окончил в 1896. Увлёкся музыкой. Брал уроки пения у Н. Н. Кедрова, А. И. Барцала, Н. П. Миллера, постоянно посещал «Частную русскую оперу С. И. Мамонтова, принимал участие в вечерах вокальной музыки известного московского вокального педагога Н. П. Миллера. После ареста Мамонтова в 1899 М. М. Ипполитов-Иванов предложил Зимину возглавить оставшуюся без попечителя оперную труппу, но Зимин, не считая себя готовым к этому, отказался, однако впоследствии видел себя продолжателем традиций мамонтовской оперы. В 1902 в дачном театре в Кускове организовал своё первое предприятие — концерты оперной музыки. С начала 1903 устраивал общедоступные концерты в Зоологическом саду, затем в Сокольниках, на небольшой эстраде Общества народных развлечений. Летом того же года организовал оперные постановки в саду „Гай“ в Кускове и вскоре стал одним из пайщиков оперной антрепризы известного оперного певца М. Е. Медведева». C 1903 года организовывал ученические концерты. В 1904 году поехал за границу (Вена, Берлин, Неаполь, Рим, Париж) для повышения самообразования и знакомства с оперным делом. В этом же году (1904 год) организовал в Москве оперную труппу, положившую начало Оперному театру С. И. Зимина, и Музей оперного театрального искусства.

В 1918 и 1921—1923 Сергей Иванович Зимин — художественный консультант МХАТа, в 1919—1920 — член дирекции «Малой государственной оперы». Одновременно в 1918—1922 заведовал нотной библиотекой музыкальной студии Московского художественного театра.

С началом НЭПа искусство стало немного оживать. В 1922 Зимин, пробуя возродить свой театр, организовал акционерное общество «Первая свободная опера С. И. Зимина», где за 2 года было поставлено свыше 20 опер. В то время на сцене театра прошли знаменитые оперы: «Мазепа», «Кето и Котэ» и т. д. Но это было время разрухи, когда после Гражданской войны многие представители русской интеллигенции вынуждены были уехать за рубеж, и интерес к опере снизился. До 1924 года Зимин занимал должность председателя акционерного общества «Свободная опера С. И. Зимина». В 1924 году театр Зимина был окончательно расформирован.

В 1924 году театр был закрыт, а оперная труппа «Первой свободной оперы» отдана под суд, однако после следствия оправдана за отсутствием состава преступления. В 1925—1928 годах театр носил название Экспериментального, в 1929—1935 годах — 2-го Государственного театра оперы и балета, а с 1936 года стал филиалом сцены Большого театра. В этом же году здание было вновь перестроено. В части здания, выходящей на Кузнецкий Мост, жил до своей смерти в 1942 году бывший руководитель оперы С. И. Зимин.

В 1924—1942 — художественный консультант филиала Большого театра.

Похоронен на Преображенском кладбище в Москве.

Оперный театр С. И. Зимина

В состав Оперного театра Зимина вошла, помимо созданной им частной труппы, большая часть труппы «Товарищества артистов московской частной оперы», руководимого М. М. Ипполитовым-Ивановым, которое закрылось в том же 1904 году. В конечном счёте театр возник в результате слияний двух этих трупп.

Открытие театра состоялось 1 (14) октября 1904 на сцене театра «Аквариум» представлением оперы «Майская ночь» Н. А. Римского-Корсакова. С 1908 года «Опера Зимина» ставила спектакли в здании театра Г. Г. Солодовникова.

В 1917, в результате всеобщей национализации после Октябрьской революции, театр 3имина был национализирован, стал государственным и получил новое название Театр Совета рабочих депутатов, с 1919 — Малая государственная опера, с 1921 — Театр музыкальной драмы. Тем не менее, Сергей Иванович 3имин ещё на некоторое время был оставлен там работать в качестве члена дирекции.

Музей оперного театрального искусства

Музей был открыт одновременно с театром в 1904 году. Сначала музей располагался в помещении театра Солодовникова, но очень скоро двух залов, выделенных для экспозиции, оказалось недостаточно, в 1908 пришлось снять новое помещение из 9 залов в доме на улице Большая Дмитровка, напротив конторы Императорских театров. Экспонатами музея стали работы всех художников «Оперы Зимина», оформлявших спектакли. Это были: И. Я. Билибин, П. П. Кончаловский, А. М. Васнецов, С. Ю. Судейкин, Н. К. Рерих, В. Д. Поленов, А. Я. Головин, В. А. Серов, Ф. Ф. Федоровский, А. И. Маторин, C. Малютин, И. С. Федотов и другие. В музее было собрано «свыше 1000 эскизов костюмов и декораций, множество макетов, афиш, костюмы, сшитые в мастерской театра, а также майолика, которую Зимин приобретал в Абрамцеве у Мамонтова».

Кроме того, он собрал коллекцию живописи, включавшую около 200 полотен, преимущественно русских художников: В. М. Васнецова, В. П. Верещагина, М. А. Врубеля, А. Е. Егорова, П. П. Кончаловского, С. А. Коровина, И. И. Левитана, К. Е. Маковского, С. В. Малютина, А. И. Маторина, В. Д. Поленова, Н. К. Рериха, А. К. Саврасова, С. Н. Салтанова, В. И. Сурикова, Ф. Ф. Фёдоровского, М. И. Шестёркина, И. И. Шишкина.

Как и театр, музей после революции 1917 года тоже был национализирован. Снимавшаяся для музея квартира вместе со всем остальным имуществом Сергея Ивановича Зимина была конфискована. В 1925 году директором музея стала дочь известного журналиста и писателя Н. В. Гиляровская. Многие экспонаты из собрания музея с 1925 года находятся в запасниках Государственного центрального театрального музея имени А. А. Бахрушина. В настоящее время картины рассредоточены по разным музеям, в числе которых Государственная Третьяковская галерея, где ныне среди прочих произведений находится приобретённое Зиминым в 1908 году у Мамонтова и висевшее некогда в 1908—1929 на портале театра Зимина, отреставрированное панно М. А. Врубеля «Принцесса Грёза».

Память

В течение долгих лет имя Сергея Ивановича Зимина замалчивалось и было известно только узкому кругу профессионалов-музыкантов.

В 1996 в Москве был проведён Международный конкурс вокалистов памяти Зимина в честь 120-летия со дня его рождения.

В Государственном центральном музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки при участии внучки Зимина — Веры Михайловны Зиминой — ведётся работа по изданию его дневников.

Литература

• Боровский В. Московская опера С. И. Зимина. — М., 1977.
• Зимина В. Опера Зимина — Москва, 1992, № 5-6.
• Зимина В. Опера Зимина. От мануфактуры до театра // Москва. Родословная. — М., 1998.

Ссылки

• Зимин Сергей Иванович — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/muzyka/ZIMIN_SERGE_IVANOVICH.html Зимин Сергей Иванович] // Энциклопедия «Кругосвет».
• [bookz.ru/authors/avtor-neizvesten-3/theatre_encicl/page-256-theatre_encicl.html Театральная энциклопедия]
• [www.belcanto.ru/zimin.html Сергей Иванович Зимин. Belcanto.ру]

Отрывок, характеризующий Зимин, Сергей Иванович

В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.