Зимний вечер в Гаграх

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зимний вечер в Гаграх
Жанр

музыкальная драма

Режиссёр

Карен Шахназаров

Автор
сценария

Александр Бородянский
Карен Шахназаров

В главных
ролях

Евгений Евстигнеев
Александр Панкратов-Черный

Кинокомпания

Киностудия «Мосфильм». Творческое объединение комедийных и музыкальных фильмов

Длительность

88 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1985

IMDb

ID 0090370

К:Фильмы 1985 года

«Зимний вечер в Гаграх» — музыкальная драма, снятая Кареном Шахназаровым на киностудии «Мосфильм» в 1985 году.





Сюжет

Мастер чечётки, кумир 1950-х годов Алексей Иванович Беглов, пережив свою славу, работает в эстрадном коллективе на должности репетитора, а блистают уже иные «звёзды». И вдруг всё меняется: к старому артисту словно возвращается молодость. Так подействовала на него встреча с несколько странным молодым человеком, который попросил Беглова научить его «бить чечётку». Молодого человека зовут Аркадий, он, бросив всё, приехал в Москву лишь с одной целью — прославиться, так как, по его мнению, время идёт, а у него великолепные данные. Узнав, что в жанре чечётки уже никто не работает, он упрашивает Беглова давать ему платные уроки. Однако на первом же уроке выясняется, что «великолепные данные» у Аркадия — это отвратительная походка (с вилянием бёдрами), отсутствующее чувство ритма и переломанная в двух местах нога. «Только чокнутый может захотеть научиться степу с такой походкой, как у тебя!» — заявляет Беглов, но Аркадий не сдаётся.

Тем временем, Алексей Иванович в мебельном магазине присматривает себе диван. И всё уже идёт к заветной покупке — но тут выходит выпуск телепередачи «Забытые имена», в которой совершенно неожиданно для Алексея Ивановича сообщается, будто бы его уже нет в живых! В отчаянии Алексей Иванович приходит на телевидение с Аркадием, сообщить, что он живой — а тем временем, в мебельном магазине, под предлогом мифической кончины Алексея Ивановича, диван уже продан другому человеку. Но больше всего Алексея Ивановича потрясла просьба дочери Лены не приходить на её свадьбу, так как все считают, что отца ей заменил отчим. Алексей Иванович узнает, что диван продан и тут его поражает инфаркт.

Аркадий, решив завязать со степом и уехать домой, заходит к Беглову в больницу попрощаться и приносит телевизор. В телепередаче, которую Аркадий с Бегловым вместе смотрят, передают извинения, сообщают о «бодром здравии» знаменитого когда-то чечёточника и передают его концертный номер. Аркадий в восторге. Беглов рассказывает, как танцевал степ зимним вечером в Гаграх, куда приехал как на курорт вместе с дочкой и говорит, что все бы отдал, чтобы снова там быть. Показывают танец Беглова с дочкой, а затем Алексей Иванович ночью умирает.

В финале Аркадий входит в пустое здание ДК и блестяще танцует степ.

В ролях

Съёмки

Прообразом Беглова стал знаменитый чечёточник Алексей Андреевич Быстров (о чём рассказывает Карен Шахназаров в интервью, вошедшем в DVD), в молодости служивший в Краснознаменном ансамбле песни и пляски им. Александрова, а затем выступавший с легендарным московским джаз-оркестром Эдди Рознера. Именно бывший оркестр Рознера составил в своё время основу биг-бэнда «Современник» п/у Анатолия Кролла, который снялся в фильме. Быстров был также одним из учителей Аркадия Насырова, исполняющего в картине роль молодого Беглова.

Историю с дочерью главного героя картины подсказала Елена Сетунская, жена Карена Шахназарова: в первом браке она не пригласила на свадьбу своего отца[1].

Одну из съёмочных точек оператор фильма Владимир Шевцик оборудовал прямо на «голове» декорации Сфинкса.[2]:13

В скандальной певице Ирине Мельниковой явно угадывается эстрадная прима Алла Пугачёва (плакат, висящий на стене во время интервью Фоменко и в квартире Мельниковой, на это указывает). Даже были высказывания о том, что эпизод, когда она резко, доводя до слёз, отчитывает свою костюмершу за подобранную шляпу (это вызывает возмущение Беглова и приводит к конфликту), произошёл на самом деле, на съемках незаконченного фильма Александра Стефановича «Рецитал».

Песни

Песню «Пчела и бабочка» или «Пчела и мотылёк» (ориг. «L’abeille Et Le Papillon») в 1950-х годах написал и исполнил французский певец Анри Сальвадор. В СССР того времени она была довольно популярной (автор русского текста — Ю. Цепин, исполнитель — Николай Никитский), однако фильм «Зимний вечер в Гаграх» был не первым, где она была использована. В фильме «Когда деревья были большими» (1962) эта мелодия присутствует, но без слов.

Также в 1950-е годы песню «Дружба» исполнял популярный певец Вадим Козин. В оригинале после двух куплетов в припеве следуют слова:

Веселья час и боль разлуки
Готов делить с тобой всегда.
Давай пожмём друг другу руки,
и в дальний путь на долгие года.

Однако авторы фильма изменили в ней строчки после второго куплета:

Веселья час придёт к нам снова.
Вернёшься ты, и вот тогда,
Тогда дадим друг другу слово,
Что будем вместе, вместе навсегда.

В результате песню было решено исключить из фильма, но от запрета отказался Иосиф Кобзон, и по его просьбе песня осталась в фильме. Песня звучит в исполнении Ларисы Долиной и Владимира Шевцика.

Также в фильме звучат отрывки песен «Мой Вася» (музыка О. Фельцмана, слова Г. Ходосова) в исполнении Нины Дорда и «Тихая вода» (Парень-паренёк) в исполнении Павла Гофмана и оркестра Эдди Рознера.

Напишите отзыв о статье "Зимний вечер в Гаграх"

Примечания

  1. [www.1tv.ru/anons/id=181642 Первый канал]. Карен Шахназаров. Жизнь коротка!. 1tv.ru. Проверено 17 марта 2013. [www.webcitation.org/6FHIfuhZk Архивировано из первоисточника 21 марта 2013].
  2. Советский экран журнал № 7. — М., 1980.

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Зимний вечер в Гаграх
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=2375 «Зимний вечер в Гаграх»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • Фильм [cinema.mosfilm.ru/films/film/1980-1989/zimnij-vecher-v-gagrax/ «Зимний вечер в Гаграх»] в онлайн-кинотеатре «Мосфильма»

Отрывок, характеризующий Зимний вечер в Гаграх

– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.