Зимняя вишня 3

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зимняя вишня — 3»)
Перейти к: навигация, поиск
Зимняя вишня 3
Жанр

мелодрама

Режиссёр

Игорь Масленников

Продюсер

Ирина Опракудина
Нелли Петренко

Автор
сценария

Владимир Валуцкий

В главных
ролях

Елена Сафонова
Виталий Соломин
Ирина Мирошниченко

Оператор

Валерий Мюльгаут

Композитор

Владимир Дашкевич

Кинокомпания

Киностудия «Ленфильм»

Длительность

153 мин.

Страна

Россия Россия

Язык

русский

Год

1995

IMDb

ID 0112234

К:Фильмы 1995 года

«Зимняя вишня 3» (1995) — третий, завершающий, в серии «Зимняя вишня» телевизионный фильм Игоря Масленникова с Еленой Сафоновой и Виталием Соломиным в главных ролях. Одна из первых советско-российских попыток сиквела.





Сюжет

Проходит пять лет (со времени «Зимней вишни 2») и десять лет (со времён «Зимней вишни 1»).

У Ольги (Елена Сафонова) в Лос-Анджелесе гостят её родители, приехавшие в канун её дня рождения. С сорокалетием её поздравил, позвонив (якобы из Парижа с конгресса по геральдике), Вадим (Виталий Соломин), посмеявшийся над своей причастностью к древнему роду Дашковых. Поздравили её уже взрослый сын и подросшая дочь. Однако муж, уехавший в Перу, не позвонил. Ольга полгода как развелась, но от окружающих это скрывает. Отец (Пётр Вельяминов) недоволен и предлагает дочери поехать к мужу и выяснить отношения. Ольга вдруг соглашается, оставляет родителей с детьми и улетает, но не в Перу, а в Париж.

Недалеко от Эйфелевой башни Ольга находит место, где проводится конгресс, однако Вадима на нём нет, равно как и нет современных потомков известного рода Дашковых. Один из устроителей конгресса опровергает циркулирующие слухи о якобы оставшемся в Европе имении Дашковых. Огорчённая Ольга летит в Санкт-Петербург.

В родном городе она узнаёт, что Вадим разошёлся с женой (Ирина Мирошниченко) и покинул свою старую квартиру. НИИ, где работала Ольга, фактически распустили, выгнав из занимаемого здания. Она заезжает к подруге Ларисе (Нина Русланова), которая теперь открыла своё частное такси и сотрудничает с фирмой «Гименей». Вторая её подруга, Валя (Лариса Удовиченко) — в роддоме с третьим ребёнком (отец которого опять сбежал). Только им Ольга признаётся, что полгода как развелась. Но где сейчас живёт Вадим, никто из них не знает.

Заехав на кладбище помянуть бабушку, Ольга встречает бывшего начальника Вадима — Бонча — (Владимир Долинский), который раскрывает, где можно того найти. Однако то, что она увидела — с кем и как Вадим живёт — превзошло все её ожидания. Перед отлётом домой огорчённая Ольга успела забрать с Ларисой из роддома Валю и тихо отметить рождение ребёнка.

Вадим вместе с юной любовницей — «Слоником» (Ирина Климова) — занимается расселением коммуналок в старых домах в центре Петербурга, выступая в качестве «подставного» респектабельного продавца. Заехав однажды на старую квартиру, Вадим забирает почту, пришедшую на его имя и обнаруживает иностранное письмо на французском языке. Позже старый школьный друг Миша (Виктор Авилов) помогает перевести письмо, которое оказывается официальным уведомлением господина В. Дашковa о необходимости вступления во владение небольшим замком в Бельгии, оставшимся ему в наследство. Вадим звонит Ольге и собирается улететь в Бельгию. Однако случайно подслушавшая беседу раздосадованная «Слоник» присылает к нему молодчиков, вышибающих его из занимаемой квартиры. В больнице Вадима навещают бывшая жена и бывший начальник, каждый со своими предложениями.

Миша отвозит Вадима в аэропорт, а в самолёте оказывается, что Бонч летит вместе с ним. В Бельгии в мэрии маленького городка они получают ключи от недвижимой собственности Вадима и затем знакомятся с «родовым замком» — небольшим домом на побережье. В день рождения Вадима приезжает Ольга с дочерью Катей. Романтика молодости, кажется, возвращается к ним обоим. Но спустя несколько дней Вадим задается вопросом о том, откуда Ольга узнала про местонахождение «замка». Оказалось, Ольга сделала ему своеобразный подарок, купив этот замок для Вадима как «наследника рода Дашковых». Вадим обижается и уходит, и лишь Катя останавливает его криком «Папа!».

В ролях

Съёмочная группа

См. также

Напишите отзыв о статье "Зимняя вишня 3"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Зимняя вишня 3

Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.