Гаррисон, Зина

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зина Гаррисон-Джексон»)
Перейти к: навигация, поиск
Зина Гаррисон
Место проживания Хьюстон, США
Место рождения Хьюстон, США
Рост 164 см
Вес 61 кг
Начало карьеры 1982
Завершение карьеры 1997
Рабочая рука правша
Призовые, долл. 4 430 958
Одиночный разряд
Матчей в/п 587-270
Титулов 14
Наивысшая позиция 4 (20 ноября 1989)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/2 (1983)
Франция 1/8 (1982)
Уимблдон финал (1990)
США 1/2 (1988, 1989)
Парный разряд
Матчей в/п 436-231
Титулов 20
Наивысшая позиция 5 (23 мая 1988)
Турниры серии Большого шлема
Австралия финал (1987, 1992)
Франция 1/4 (1988, 1989, 1991, 1995)
Уимблдон 1/2 (1988, 1990, 1991, 1993)
США 1/2(1985, 1991)
Международные медали
Олимпийские игры
Бронза Сеул 1988 одиночный разряд
Золото Сеул 1988 парный разряд
Завершила выступления

Зина Линна Гаррисон (англ. Zina Garrison, в 19891997 Гаррисон-Джексон; род. 16 ноября 1963, Хьюстон, США) — бывшая американская профессиональная теннисистка. Чемпионка Олимпиады 1988 года в Сеуле в женском парном разряде, бронзовый призёр в женском одиночном разряде. Трёхкратная победительница турниров Большого шлема в смешанном парном разряде (Открытый чемпионат Австралии в 1987 год, Уимблдонский турнир в 1988 и 1990 году), трёхкратная обладательница Кубка Федерации в составе сборной США.





Спортивная карьера

Зина Гаррисон, седьмой ребёнок в семье, начала играть в теннис в десятилетнем возрасте. В 14 лет она выиграла чемпионат США для девушек в возрасте до 18 лет.[1] В 1981 году выиграла Уимблдонский турнир и Открытый чемпионат США среди девушек и стала чемпионкой мира среди девушек по версии Международной федерации тенниса (ITF). 6 января 1982 года было объявлено в Вашингтоне «днём Зины Гаррисон».

В 1982 году Гаррисон переходит в ранг профессионала. В первом же своём взрослом турнире Большого шлема, на Открытом чемпионате Франции, она доходит до четвертьфинала, где уступает Мартине Навратиловой. Навратилова становится на её пути и на Уимблдоне, а в Открытом чемпионате США её останавливает Крис Эверт. Тем не менее, уже в этом году она занимает 29-ю строчку в рейтинге сильнейших теннисисток планеты и завоёвывает награду WTA в категории «Новичок года».

В 1983 году Гаррисон выходит в свой первый финал профессионального турнира на Чемпионате США на грунтовых кортах. Она также доходит до полуфинала Открытого чемпионата Австралии, победив перед этим посеянную четвёртой Венди Тернбулл. В 1984 году она выигрывает свой первый профессиональный турнир в Цюрихе, где была посеяна третьей. В этом году она проводит свой первый матч за сборную США в Кубке Федерации; её проигрыш Рафаэлле Реджи не помешал американкам победить сборную Италии и выйти в полуфинал.

В 1985 году Гаррисон выходит в полуфинал Уимблдона, где вновь уступает Навратиловой; на Открытом чемпионате США то же происходит в четвертьфинале. На Открытом чемпионате США она с Кэти Риналди впервые доходит также до полуфинала турнира женских пар в турнирах Большого шлема. В 1986 году она выигрывает свой первый турнир в парах (в Монреале с Габриэлой Сабатини), а сборная США при достаточно скромном её участии побеждает в Кубке Федерации. В целом её выступления в этот год были не столь удачными; единственный раз с 1983 до 1990 года она закончила сезон не в первой десятке рейтинга.

В 1987 году Гаррисон впервые участвует в финале турнира Большого шлема: в паре с Шервудом Стюартом она выигрывает Открытый чемпионат Австралии в смешанном парном разряде; в паре с Лори Макнил она также выходит в финал женского парного турнира, где они уступают Навратиловой и Пэм Шрайвер.

В начале 1988 года в паре со Стюартом Гаррисон побеждает в соревновании смешанных пар на Уимблдонском турнире, доходит до полуфинала Открытого чемпионата США в одиночном разряде, а на Олимпиаде в Сеуле, на первом олимпийском теннисном турнире после многолетнего перерыва, завоёвывает две медали. В соревновании женских пар её партнёршей была Шрайвер, и они в упорной борьбе в финале вырвали победу у чешской пары НовотнаСукова, а в одиночном разряде Гаррисон победила Шрайвер в четвертьфинале и проиграла в полуфинале безоговорочному лидеру сезона Штеффи Граф. На этой Олимпиаде не проводились матчи за третье место, и она автоматически получила бронзовую медаль вместе с Мануэлой Малеевой. Победа в Сеуле становится для неё четвёртой в сезоне в парном разряде, а в ноябре она и Катрина Адамс выигрывают чемпионат WTA среди пар в Токио.

В 1989 году Гаррисон и Стюарт вновь выходят в финал Открытого чемпионата Австралии, но проигрывают Новотной и Джиму Пуху. В течение этого года Зина Гаррисон снова доходит до полуфинала чемпионата США, выигрывает рекордные для себя три турнира в одиночном разряде и ещё четырежды играет в финалах, и в итоге поднимается на четвёртую строчку в рейтинге: впереди только Граф, Навратилова и Сабатини. В Кубке Федерации она проводит за сборную США три игры, все в парах (со Шрайвер или с Навратиловой), и вместе со сборной завоёвывает главный трофей.

1990 год также был удачным для Гаррисон (выступавшей после свадьбы в 1989 году под двойной фамилией Гаррисон-Джексон). Она в первый и последний раз в карьере выходит в финал турнира Большого шлема в одиночном разряде (на Уимблдоне, проиграла в финале Навратиловой), одерживает свою третью победу в смешанном парном разряде (также на Уимблдоне, с Риком Личем) и ещё раз играет в финале турнира смешанных пар на Открытом чемпионате Австралии (с Пухом). Она также второй год подряд завоёвывает со сборной Кубок Федерации; в этом сезоне она провела за сборную рекордные для себя девять игр (пять в одиночном разряде и четыре в парах) и одержала семь побед, выиграв в том числе все четыре парных встречи (в одиночных матчах уступила Новотной в четвертьфинале и Зверевой в финале). На следующий год она вновь выходит в финал Кубка Федерации со сборной США, но в решающем матче против сборной Испании при счёте 1-1 они с Джиджи Фернандес проигрывают Аранче Санчес и Кончите Мартинес 6-3 1-6 1-6 и упускают возможность завоевать этот трофей в третий раз подряд.

На Олимпиаде в Барселоне Гаррисон-Джексон выступает только в одиночном разряде и в первом же круге проигрывает Аманде Кётцер из ЮАР. В женских парах она в последний раз выходит в финал турнира Большого шлема в том же году, а в миксте — в следующем (оба — на Открытом чемпионате Австралии). В 1994 год она ещё раз помогла сборной США пробиться в финал Кубка Федерации, но в самом финале не участвовала; победа в полуфинале в паре с Джиджи Фернандес над француженками Алар-Декюжи и Тозья стала её последней игрой в этом турнире.

В 1993-1995 годах она играла за различные клубы в профессиональном командном турнире World Team Tennis; в 1995 году её клуб «Atlanta Thunder» занял в этом соревновании второе место.

12 апреля 1995 года было объявлено «днём Зины Гаррисон» в её родном Хьюстоне. В июне 1995 года она выиграла свой последний профессиональный турнир, но в течение года, уже не входя в число лидеров рейтинга, ещё не один раз побеждала посеянных соперниц (Пьерс и дважды Дэвенпорт). В том же году она планировала закончить выступления, но по совету Билли-Джин Кинг и по настоянию мужа[1] продолжила выступать до ноября 1996 года в небольшом количестве турниров. В 1997 году она провела только один матч на Открытом чемпионате США в паре с Лори Макнил (уступили Дэвенпорт и Новотной). После завершения активных выступлений работает комментатором на телевидении.[1] С 2004 по 2008 год года она являлась капитаном теннисной сборной США на Кубке Федерации и Олимпийских играх.[2]

Участие в финалах турниров Большого шлема

Одиночный разряд

Поражение (1)

Год Турнир Соперница в финале Счёт в финале
1990 Уимблдонский турнир Мартина Навратилова 4–6, 1–6

Женский парный разряд

Поражения (2)

Год Турнир Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
1987 Открытый чемпионат Австралии Лори Макнил Мартина Навратилова
Пэм Шрайвер
1–6, 0–6
1992 Открытый чемпионат Австралии (2) Мэри-Джо Фернандес Аранча Санчес-Викарио
Хелена Сукова
4–6, 6–73

Смешанный парный разряд

Победы (3)

Год Турнир Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
1987 Открытый чемпионат Австралии Шервуд Стюарт Энн Хоббс
Эндрю Касл
3–6, 7–65, 6–3
1988 Уимблдонский турнир Шервуд Стюарт Гретхен Мейджерс
Келли Джонс
6–1, 7–63
1990 Уимблдонский турнир (2) Рик Лич Элизабет Смайли
Джон Фицджеральд
7–5, 6–2

Поражения (3)

Год Турнир Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
1989 Открытый чемпионат Австралии Шервуд Стюарт Яна Новотна
Джим Пух
3–6, 4–6
1990 Открытый чемпионат Австралии (2) Джим Пух Наталья Зверева
Эндрю Касл
6–4, 2–6, 3–6
1993 Открытый чемпионат Австралии (3) Рик Лич Аранча Санчес-Викарио
Тодд Вудбридж
5–7, 4–6

Титулы Virginia Slims и WTA (34)

Легенда
Большой шлем (0)
Чемпионат WTA (1)
Олимпийские игры (1)
I категория (2)
II категория (6)
III категория (11)
IV & V категория (3)
VS (10)

Одиночный разряд (14)

Год Турнир Покрытие Соперница в финале Счёт в финале
1. 4 ноя 1984 European Indoors, Цюрих, Швейцария Ковёр (I) Клаудиа Коде-Кильш 6–1, 0–6, 6–2
2. 21 апр 1985 Амелия-Айленд, Флорида, США Грунт Крис Эверт 6–4, 6–3
3. 3 ноя 1985 European Indoors, Цюрих (2) Ковёр (I) Хана Мандликова 6–1, 6–3
4. 2 ноя 1986 Индианаполис, США Хард (I) Мелисса Герни 6–3, 6–3
5. 11 янв 1987 Family Circle Open Sydney, Австралия Трава Пэм Шрайвер 6–2, 6–4
6. 15 фев 1987 VS of California, Сан-Франциско, США Ковёр (I) Сильвия Ханика 7–5, 4–6, 6–3
7. 26 фев 1989 VS of California, Окленд, США Ковёр (I) Лариса Нейланд 6–1, 6–1
8. 23 июл 1989 Virginia Slims of Newport, США Трава Пэм Шрайвер 6–0, 6–1
9. 12 ноя 1989 Чикаго, США Ковёр (I) Лариса Нейланд 6–3, 2–6, 6–4
10. 17 июн 1990 Dow Classic, Бирмингем, Великобритания Трава Линда Уайлд 6–4, 6–3
11. 23 фев 1992 Virginia Slims Оклахома, США Хард (I) Лори Макнил 7–5, 3–6, 7–610
12. 21 фев 1993 Virginia Slims Оклахома (2) Хард (I) Патти Фендик 6–2, 6–2
13. 24 окт 1993 Открытый чемпионат Будапешта, Венгрия Ковёр (I) Сабина Аппельманс 7–5, 6–2
14. 18 июн 1995 DFS Classic, Бирмингем (2) Трава Лори Макнил 6–3, 6–3

Парный разряд (20)

Год Турнир Покрытие Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
1. 10 авг 1986 Canadian Open, Монреаль Хард Габриэла Сабатини Хелена Сукова
Пэм Шрайвер
7–62, 5–7, 6–4
2. 2 ноя 1986 Индианаполис, США Хард (I) Лори Макнил Кэнди Рейнольдс
Энн Смит
4–5, отказ
3. 23 авг 1987 Canadian Open, Торонто (2) Хард Лори Макнил Клаудиа Коде-Кильш
Хелена Сукова
6–1, 6–2
4. 7 окт 1987 Новый Орлеан, США Ковёр (I) Лори Макнил Хэзер Ладлофф
Пинат Харпер
6–3, 6–4
5. 13 мар 1988 Бока-Ратон, Флорида, США Хард Катрина Адамс Клаудиа Коде-Кильш
Хелена Сукова
4–6, 5–7, 6–4
6. 11 апр 1988 Bausch & Lomb Championships,
Амелия-Айленд, Флорида, США
Грунт Ева Пфафф Катрина Адамс
Пенни Мейджер
4–6, 6–2, 7–65
7. 24 апр 1988 Хьюстон, США Грунт Катрина Адамс Лори Макнил
Мартина Навратилова
6–74, 6–2, 6–4
8. 2 окт 1988 Олимпийские игры, Сеул, Южная Корея Хард Пэм Шрайвер Яна Новотна
Хелена Сукова
4–6, 6–2, 10–8
9. 27 ноя 1988 WTA Doubles Championships, Токио Ковёр (I) Катрина Адамс Робин Уайт
Джиджи Фернандес
7–5, 7–5
10. 5 фев 1989 Toray Pan Pacific Open, Токио Ковёр (I) Катрина Адамс Клаудиа Коде-Кильш
Мэри-Джо Фернандес
6–3, 6–3, 7–65
11. 30 апр 1989 Хьюстон (2) Грунт Катрина Адамс Лори Макнил
Джиджи Фернандес
6–3, 6–4
12. 25 июн 1989 Pilkington Glass Championships, Истборн, Великобритания Трава Катрина Адамс Яна Новотна
Хелена Сукова
6–3 retired
13. 25 фев 1990 Вашингтон, США Ковёр (I) Мартина Навратилова Динки ван Ренсбург
Энн Хенрикссон
6–0, 6–3
14. 12 авг 1990 American Bank Classic, Сан-Диего, США Хард Патти Фендик Элис Берджин
Розалин Нидеффер
6–4, 7–65
15. 21 окт 1990 Porsche Tennis Grand Prix,
Фильдерштадт, Германия
Хард (I) Мэри-Джо Фернандес Мерседес Пас
Аранча Санчес-Викарио
7–5, 6–3
16. 24 мар 1991 Lipton International, Кей Бискейн, США Хард Мэри-Джо Фернандес Яна Новотна
Джиджи Фернандес
7–5, 6–2
17. 14 фев 1993 Чикаго, США Ковёр (I) Катрина Адамс Кимберли По
Эми Фрезьер
7–63, 6–3
18. 21 фев 1993 Virginia Slims Оклахома, США Хард (I) Патти Фендик Катрина Адамс
Манон Боллеграф
6–3, 6–2
19. 10 окт 1993 Barilla Indoors, Цюрих, Швейцария Ковёр (I) Мартина Навратилова
  1. REDIRECT Ш:Флаг Белоруссии (1991—1995) Наталья Зверева
    Джиджи Фернандес
6–3, 5–7, 6–3
20. 12 июн 1994 DFS Classic, Бирмингем, Великобритания Трава Лариса Нейланд Кэтрин Беркли
Керри-Энн Гас
6–4, 6–4

Личная жизнь

С первых лет выступлений Зина Гаррисон страдала от заниженной самооценки, считая себя слишлом толстой, что, впрочем, не сказывалось на её спортивных результатах. Её мать Мэри, долгие годы страдавшая от диабета, скончалась в 1983 году, и после этого удара у Зины развилась депрессия и булимия, но несмотря на это она продолжала успешно выступать на крупных турнирах. В 1997 году, после развода с мужем, который ей изменял, Зина пыталась покончить с собой, приняв большую дозу лекарств от жара и насморка, но позже снова взяла свою жизнь под контроль.[1]

Начиная с 1988 года, Зина Гаррисон ведёт активную благотворительную деятельность. В этом году она основала фонд помощи бездомным, а в 1993 году — фонд, спонсирующий детские теннисные секции в Хьюстоне.[3] Её благотворительная деятельность была отмечена рядом наград от различных организаций, в том числе совета директоров Международного зала теннисной славы (1993) и Теннисной ассоциации США (1998).

Напишите отзыв о статье "Гаррисон, Зина"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [espn.go.com/classic/biography/s/Garrison_Zina.html Биография Зины Гаррисон на сайте ESPN]  (англ.)
  2. [www.gotennis.ru/news/?p=26585#more-26585 Гаррисон уладила процесс с USTA по обвинению в расовой дискриминации]
  3. [www.zinagarrison.org/pages/index.cfm?siteid=9258 Сайт теннисной академии Зины Гаррисон]  (англ.)

Ссылки

  • [www.wtatennis.com/players/player/ Профиль на сайте WTA]  (англ.)
  • [www.fedcup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Федерации] (англ.)


Награды
Предшественник:
Кэти Риналди
Новичок года
1982
Преемник:
Карлинг Бассет Сегусо

Отрывок, характеризующий Гаррисон, Зина

Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.