Зингер, Айзек

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зингер, Айзек Меррит»)
Перейти к: навигация, поиск
Исаак Меррит Зингер
Isaac Merritt Singer
Род деятельности:

изобретатель и промышленник

Дата рождения:

27 октября 1811(1811-10-27)

Место рождения:

Питтстаун, штат Нью-Йорк, США

Гражданство:

США США

Дата смерти:

23 июля 1875(1875-07-23) (63 года)

Место смерти:

Пейнтон, Англия

А́йзек или Исаа́к Ме́ррит Зи́нгер (англ. Isaac Merritt Singer, 26 октября 1811, Питтстаун, США — 23 июля 1875, Пейнтон, Англия) — американский изобретатель и промышленник. Внёс существенный вклад в усовершенствование конструкции швейной машины и основал компанию «Зингер».





Биография

Ранние годы

Исаак Зингер родился в Питтстауне (штат Нью-Йорк) 27 октября 1811 года. Он был последним ребёнком Адама Зингера и его первой жены Рут Бенсон. Отец Исаака, урождённый Рейзингер, был еврейским иммигрантом из Германии, из Пфальца. Монтажник Адам Рейзингер эмигрировал вместе с женой в Америку в 1803 году. У них было 8 детей: трое сыновей и пять дочерей, старшую из которых звали Элизабет. Когда Исааку было 10 лет, его родители развелись. Адам Зингер женился повторно и переехал в Ганнибал, округ Осуиго, штат Нью-Йорк. Исаак не ладил с мачехой. Одним из первых источников его дохода была игра в театре. Он даже называл себя лучшим Ричардом своего времени, однако один из театральных критиков писал, что его игра была довольно плохой. В 12-летнем возрасте убежал из дома, впоследствии переехал жить к старшему брату в Рочестер.

Первые изобретения

В 1839 году Зингер получил свой первый патент на машину для бурения породы, продал его за $ 2000 компании «Каналостроительная компания Ай и Эм». Это было больше денег, чем он получал когда-либо раньше, и в условиях финансового успеха он решил вернуться к своей карьере в качестве актёра. Он отправился в турне, сформировав труппу, известную как «Игроки Мерритт», и появлялся на сцене под названием «Исаак Меррит», с Мэри-Энн также появлялся на сцене, называя себя миссис Мерритт. Тур продолжался около пяти лет.

Конструирование швейной машины

Зингер не изобретал швейной машины и никогда не утверждал, что сделал это. К 1850 году, когда появилась его первая швейная машина, уже существовал ряд моделей. Зингер потратил на преодоление имевшихся у этих моделей конструктивных недостатков 10 дней, которые «потрясли мир» и сделали изобретателя богачом. Зингер расположил челнок горизонтально (благодаря этому нить перестала запутываться); предложил столик-доску для ткани и ножку-держатель иглы (это позволило делать непрерывный шов); снабдил машину ножной педалью для привода (возможность работать с тканью двумя руками). Эти три нововведения стали базовой схемой швейной машины на долгие годы. Они защищены огромным пакетом патентов, насчитывающим несколько тысяч охранных документов. Первый экземпляр «Зингера» был продан за сто долларов. Это был едва ли не первый случай в истории, когда первый образец изделия не только окупил все затраты на предварительные разработки, но и принес прибыль.

И. M. Зингер и Ко.

Основана в 1851 году Исааком Мерритом Зингером и его компаньоном Уильямом Кларком, как I.M. Singer & Co. В 1865 году переименована в Singer Manufacturing Company, а в 1963 — в The Singer Company.

В 1856 году производители Зингер, Гровер и Бейкер, Уилер и Уилсон, все обвиняя других в нарушении патентных прав, встретились в Олбани, штат Нью-Йорк. Орландо B. Поттер, адвокат и президент компании «Гровер и Бейкер», предложил не подавать в суд на взыскание прибыли, а объединить свои патенты. Это был первый патентный пул, процесс, который позволяет получать сложные машины без образования юридического сражения за патентные права. «И. M. Зингер и Ко.» стала обеспечивать оборудованием не только домохозяек, но и швейные фабрики. Машины стали продаваться в рассрочку. К 1863 году продажи выросли до 20 тыс. машин в год. Производство было налажено на нескольких специально отстроенных заводах. Было организовано конвейерное производство, что позволило значительно снизить стоимость продукции — к 1858 году машинка обходилась покупателю всего в 10 долларов[1].

Корпорация положила начало франчайзингу, когда в середине XIX века стала заключать с дистрибьюторами товара (швейных машинок) письменный договор на передачу франшизы, которым передавалось право на продажу и ремонт швейных машинок на определённой территории США. Кроме того, была внедрена система постпродажного сервиса. Потребитель мог отдать свою машинку в ремонт местному дистрибьютору или сам заказать запчасти у производителя по почтовому каталогу[1].

Исаак Зингер назначил первого наемного президента — Инсли Хоппера. В 1867 году компания открыла свой первый завод за пределами Америки — в шотландском Глазго.

В 1902 году в Подольске заработал завод, выпускавший машины с русифицированным логотипом «Зингеръ» (надпись «Поставщик Двора Его Императорского Величества»). Эти машины широко расходились по России и экспортировались в Турцию и на Балканы, в Персию, Японию и Китай. К началу Первой мировой войны завод ежегодно выпускал 600 тысяч машинок. Их продавали напрямую в 3000 фирменных магазинов, а также по системе «товар почтой». Зингер любил повторять: «Для меня изобретение не стоит и ломаного гроша. Гроши — вот что меня интересует». Стремительный взлёт компании обеспечили находки в сфере маркетинга.

Первоначально основное производство было сосредоточено в штате Нью-Йорк, но в настоящее время находится в основном в Теннесси (в Ла-Верне в 30 км от Нэшвилла).

Штаб-квартира компании с 1908 года располагалась в городе Нью-Йорк, в специально построенном одноимённом небоскрёбе (англ. Singer Building, высота — 187 м, 47 этажей), который был снесен в 1968 году.

Сейчас Singer Corporation — производитель космической и военной техники, а также швейных машин, электроприборов, двигателей, мебели и другой продукции.

Личная жизнь

В 1830 году Зингер женился на Кэтрин Марии Хейли. В браке родилось двое детей. Однако уже в 1836 году он завязал отношения с Мэри Энн Спонслер, которая родила ему 10 детей, и с рождением первого сына в 1837 году его отношения с законной женой фактически прекратились. Финансовый успех дал Зингеру возможность купить особняк на Пятой авеню, в который он перевёз свою вторую семью. 1860 году Зингер, обвинив жену в измене, официально развёлся. Отношения с Мэри Энн прекратились в 1862 году после того, как та застала его в экипаже с Мэри Мак-Гониал. К этому моменту Мак-Гониал родила Зингеру пятерых детей. По требованию Спонслер, Зингер был арестован по обвинению в двоежёнстве, но вышел под залог и сбежал в Лондон вместе с Мэри Мак-Гониал. В действительности у Зингера была ещё одна семья: Мэри Иствуд Уотерс из Нижнего Манхэттена родила ему дочь. В Лондоне Зингер возобновил отношения с Изабеллой Бойер, с которой встречался в Париже в 1860 году. В 1863 году они поженились, в браке родилось шестеро детей.

Последние годы в Европе

В 1863 году «И. М. Зингер и Ко» была закрыта по взаимному согласию, а бизнес продолжен как «Singer Manufacturing Company», позволив реорганизовать финансовые и управленческие функции. Зингер уже не принимал активное участие в повседневном управлении фирмы, но служил в качестве члена Совета попечителей (хотя тогда он уже жил в Европе) и являлся одним из основных акционеров. Относящийся к этому времени портрет бизнесмена кисти Эдварда Харрисона Мэя показывает пресыщенного жизнью и самоуверенного человека.

Недвижимость и наследство его семьи после его смерти

Зингер оставил в наследство своей семье около 22 млн долларов и две виллы. В конце концов законной вдовой была объявлена Изабелла. Она вышла замуж в 1879 году за голландского музыканта и поселилась в Париже.

См. также

Напишите отзыв о статье "Зингер, Айзек"

Ссылки

  • [www.sshili.ru/history_zinger/ Биография И. Зингера]
  • [supotnitskiy.webspecialist.ru/stat/stat23.htm «Патенты на пути технического прогресса»]: об использовании патентов в конкурентной борьбе

Примечания

  1. 1 2 Криницкий К. [artelectronics.ru/posts/zinger-o-brende-i-cheloveke Зингер. О бренде и человеке]. Проверено 4 октября 2015.


Отрывок, характеризующий Зингер, Айзек

– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.