Зиндер, Лев Рафаилович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лев Рафаилович Зиндер
Дата рождения:

26 декабря 1903(1903-12-26)

Место рождения:

Санкт-Петербург, Российская империя

Дата смерти:

1995(1995)

Место смерти:

Санкт-Петербург, Россия

Страна:

СССР СССРРоссия Россия

Научная сфера:

лингвистика

Место работы:

Санкт-Петербургский государственный университет

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Ленинградский государственный университет

Научный руководитель:

Л. В. Щерба

Награды и премии:

Лев Рафаи́лович Зи́ндер (26 декабря 1903, Санкт-Петербург — 1995, там же) — советский и российский лингвист, ученик Л. В. Щербы; доктор филологических наук (1955), профессор филологического факультета СПбГУ.





Биография

С 1919 года работал библиотекарем Киевской центральной детской библиотеки. В 1928 году окончил романо-германское отделение Ленинградского университета. С 1929 года работал в Кабинете экспериментальной фонетики, руководимом Л. В. Щербой, на кафедре общего языкознания. В 1938 году защитил кандидатскую диссертацию по вопросам фонологии немецкого языка.

В июле 1941 года вступил в народное ополчение, затем до конца войны служил переводчиком в штабе Ленинградского фронта. За выполнение воинского долга награждён орденом Красной Звезды.

После окончания войны до конца жизни работал на кафедре фонетики и методики преподавания иностранных языков Ленинградского университета — доцентом, профессором, заведующим, затем — профессором-консультантом. В 1955 году защитил докторскую диссертацию. В конце 1950-х — начале 1960-х гг. создал на филологическом факультете отделение математической лингвистики и кафедру математической лингвистики, которой в течение нескольких лет заведовал одновременно с кафедрой фонетики.

Похоронен на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга.

Автор многочисленных работ в области фонетики, фонологии, германистики, прикладной лингвистики. После смерти Л. В. Щербы именно он долгое время был хранителем традиций Ленинградской фонологической школы.

Основные работы

  • Зиндер Л. Р. Сборник задач по общему языкознанию. — Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1957 (и ряд переизданий).
  • Зиндер Л. Р. Общая фонетика. — М.: Высшая школа, 1979.
  • Зиндер Л. Р. Введение в языкознание: Сборник задач. — М., 1997.
  • Зиндер Л. Р. Фонология и фонетика // Теоретические проблемы советского языкознания. — М., 1968.
  • Зиндер Л. Р. Теоретический курс фонетики современного немецкого языка. — СПб., 1997.
  • Зиндер Л. Р. Очерк общей теории письма. — Л., 1987.
  • Зиндер Л. Р., Строева Т. В. Историческая фонетика немецкого языка. — М.; Л.: Просвещение, 1965.
  • Зиндер Л. Р., Строева Т. В. Пособие по теоретической грамматике и лексикологии немецкого языка. — М.: Учпедгиз, 1985.

Награды

Напишите отзыв о статье "Зиндер, Лев Рафаилович"

Литература

  • Бондарко Л. В. [danefae.org/pprs/sinder/bondarko.htm Лев Рафаилович Зиндер (1904—1995)] // Фонетические чтения в честь 100-летия со дня рождения Л. Р. Зиндера. — СПб., 2004. — С. 3—7.

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/ZINDER_LEV_RAFAILOVICH.html Зиндер, Лев рафаилович]. Энциклопедия Кругосвет. Проверено 8 октября 2012. [www.webcitation.org/6BScWqZ1o Архивировано из первоисточника 16 октября 2012].
  • [www.people.su/42998 Зиндер Лев Рафаилович : биография]. People.su. Проверено 8 октября 2012. [www.webcitation.org/6BScXzQIm Архивировано из первоисточника 16 октября 2012].


Отрывок, характеризующий Зиндер, Лев Рафаилович

И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.