Зия-уль-Хак, Мухаммед

Мухаммед Зия-уль-Хак урду محمد ضياء الحق<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">генерал Зия-уль-Хак в 1982 году.</td></tr>
президент Пакистана
16 сентября 1978 — 17 августа 1988
Предшественник:	Фазал Илахи Чоудхури
Преемник:	Гулам Исхак Хан
премьер-министр Пакистана
5 июля 1977 — 16 сентября 1978 9 июня 1988 — 17 августа 1988
Предшественник:	1) Зульфикар Али Бхутто 2) Мухаммад Хан Джунеджо
Преемник:	1) Мухаммад Хан Джунеджо 2) Беназир Бхутто
Вероисповедание:	Ислам, суннитского толка
Рождение:	12 августа 1924(1924-08-12) Джаландхар
Смерть:	17 августа 1988(1988-08-17) (64 года) близ Лахора
Место погребения:	В районе мечети Фейсал, Исламабад
Супруга:	Шафик Джахан
Дети:	Мухаммед Иджаз-уль-Хак
Награды:

Мухаммед Зия-уль-Хак (12 августа 1924 — 17 августа 1988) — пакистанский военный и политический деятель. Президент Пакистана (1978-1988). Генерал.

Биография

Мухаммед Зия-уль-Хак родился 12 августа 1924 года в городе Джаландхар, ныне находящемся в Индии, в семье отставного офицера. После обучения в Индийской королевской академии он был произведён в офицеры и перед концом Второй мировой войны в составе Британского экспедиционного корпуса участвовал в боевых действиях против японской армии в Бирме, Малайзии и Индонезии.

С образованием в 1947 году независимого Пакистана, Зия-уль-Хак стал служить в пакистанской армии и в 1955 году окончил колледж высшего командного состава в Кветте. По окончании колледжа Зия-уль-Хак дважды (1959 и 1963 гг.) стажировался в США, где прошёл курс обучения в Колледже высшего командного состава в форте Ливанворт (штат Канзас).

Многочисленные военные перевороты в Пакистане были своего рода политической школой для Зия-уль-Хака. Он упорно двигался к высшим военным чинам и ждал своего часа.

В 1964 году ему присваивают звание подполковника и направляют инструктором штаба в провинцию Кветта. В 1966—1968 годах он командует бронетанковой дивизией.

Военное поражение и отделение Восточного Пакистана привело к взрыву внутри страны: режим Яхья Хана был сметен. На всеобщих выборах победила Пакистанская народная партия (ПНП), которую возглавлял Зульфикар Али Бхутто.

Тем временем Зия-уль-Хак продолжал продвигаться по служебной лестнице. Он действовал осмотрительно и хитро. Исподволь плетя нити заговора, Зия одновременно изо всех сил демонстрировал свою «лояльность» премьер-министру.

Поворотный момент в его карьере пришёлся на середину семидесятых годов. Председательствуя в трибунале, который рассматривал дело о раскрытом в 1973 году армейской антиправительственном заговоре, Зия-уль-Хак зарекомендовал себя как сторонник деполитизации вооруженных сил и вскоре быстро пошёл в гору.

В обход нескольких авторитетных генералов, стоявших выше него на иерархической лестнице, он в марте 1976 года был назначен начальником штаба сухопутных войск. Бхутто, лично выдвинувший его на этот пост и поверивший в его лояльность, не сумел разглядеть в 3ия-уль-Хаке будущего военного диктатора и жестоко поплатился за свою ошибку.

Зия ездил по стране, беседовал с офицерами, добивался поддержки влиятельных лиц внутри общества и армии. До восхождения на политический Олимп остается совсем немного — устранить Бхутто. Удобный момент для Зия-уль-Хака настал летом 1977 года.

Переворот

5 июля 1977 года Бхутто был свергнут и казнён в апреле 1979 года. 1 октября 1979 года генерал объявил об отмене парламентских выборов, назначенных им же на 18 октября.

Президент

Сам Зия-уль-Хак утверждал что «его единственной целью была организация свободных и справедливых выборов», но на деле ликвидировал конституцию. С 5 июля 1978 года стал также министром обороны и министром иностранных дел Пакистана.

Зия следовал линии исламизации и стремился привести уголовное законодательство страны в соответствие с нормами традиционного мусульманского права. Были восстановлены некоторые юридические процедуры, предписываемые исламом в сфере налогообложения и банковском деле.

В условиях сложной внутри- и внешнеполитической обстановки Зия-уль-Хак решил опереться на пакистанских исламистов из числа суннитов. В ответ на их требования «шариатизации» правительство в 1977—1979 годах приняло ряд законов, которые предусматривали применение традиционных исламских наказаний за преступления.

С вводом советских войск в Афганистан в конце декабря 1979 года Зия-уль-Хак позволил американским властям использовать Пакистан как базу материально-технического снабжения афганского движения сопротивления. Значительное число сотрудников пакистанской разведки занимались транспортировкой оружия и снаряжения на пункты переброски моджахедов. В лагерях моджахедов на территории Пакистана содержались захваченные в плен советские военнослужащие, часть из которых погибла в неволе. По экспертным оценкам, без содействия Пакистана сопротивление моджахедов было бы обречено на неудачу. Вследствие этого советское руководство и пресса обвиняли Зия-уль-Хака в покровительстве моджахедам, в Москве пакистанский президент воспринимался как фигура недружественная, если не сказать прямо — враждебная. Тем не менее, в ноябре 1982 года, в разгар войны в Афганистане, Зия-уль-Хак благодаря оказии и без приглашения совершил крайне неожиданный визит в СССР, побывав в Москве на похоронах Леонида Брежнева. Однако встретившиеся с ним за столом переговоров Юрий Андропов и Андрей Громыко так и не смогли ни в чём переубедить пакистанского лидера. Тогда в целях дестабилизации режима Зия-уль-хака силами советского контингента стало осуществляться вытеснение в Пакистан миллионов афганских беженцев, советские самолёты все чаще пересекали границу, чтобы бомбардировать базы афганских моджахедов в Пакистане, снабжались оружием этнические группы и племена, которые имели хоть какие-то претензии к Зия-уль-Хаку.

В декабре 1984 года Зия-уль-Хак провел референдум об отношении к политике исламизации. Её одобрение, неизбежное в условиях Исламской Республики, предусмотрительно увязывалось с продлением президентских полномочий на пять лет.

30 декабря 1985 Зия отменил военное положение и восстановил действие конституции 1973 года с поправками, которые увеличили власть президента, предоставив ему право распускать правительство и законодательные органы страны и провинций. Закон о партиях, принятый спустя несколько месяцев, позволил им функционировать легально при условии выполнения официальных предписаний. Оппозиционные организации активизировали нападки на режим Зия-уль-Хака, требуя регулярных выборов в условленные сроки и настаивая на полном восстановлении конституционных норм. Наиболее авторитетным лидером этой части общества стала возглавившая ПНП Беназир Бхутто, дочь Зульфикара Али Бхутто.

В дальнейшем избавив себя и других представителей военно-бюрократической прослойки от ответственности за попрание гражданских прав и свобод, Зия-уль Хак объявил 30 декабря 1985 года об отмене военного положения. При этом он прямо дал понять, что этот акт носит чисто символический характер.

Однако постепенно выяснилось, что гражданские партнеры Зия-уль-Хака, и в первую очередь назначенный им премьер-министр М. Х. Джунеджо не хотят оставаться на вторых ролях.

Чаша терпения президента переполнилась, когда премьер-министр Джунеджо задумал сократить военные расходы под предлогом, что это отвечает пожеланиям финансовых доноров Пакистана. 29 мая 1988 года Зия-уль-Хак распустил нижнюю палату парламента, отправил в отставку гражданского премьер-министра, а вместе с ним центральное и провинциальное правительства. В интервью западногерманской газете «Франкфуртер Рундшау» президент заявил, что Пакистан слишком неразвитая страна, чтобы иметь демократическую систему правления.

Смерть

17 августа 1988 года Зия-уль-Хак вылетел на полигон Тейпур Тамевали, где должны были пройти показательные испытания американского танка М-1 «Абрамс». После окончания испытаний самолёт С-130 «Геркулес» взял курс на Исламабад. Вслед за ним летел лайнер пакистанского генерала Аслама Бека. В пути «Геркулес» уль-Хака потерпел катастрофу около города Лахор. Теряя высоту, самолёт, по словам очевидцев, начал нырять и вздыбливаться, затем рухнул на землю. Никому из 37 человек, находившихся на борту «Геркулеса», спастись не удалось. В восемь часов вечера по радио передали экстренное сообщение о гибели Зия-уль-Хака. В стране объявили десятидневный траур, на три дня закрыли все государственные учреждения и учебные заведения.

Председатель сената Гулам Исхак Хан был приведен к присяге в качестве временного президента. Он сразу пообещал, что виновных в гибели Зия-уль-Хака найдут и накажут. В тот же день образованную Государственную комиссию по расследованию причин катастрофы возглавил Аббас Мирза. В качестве экспертов привлечены специалисты из США. Версии экспертов разошлись: пакистанцы предположили, что на борту мог находиться контейнер с ядовитым газом. Когда сработал детонатор, контейнер открылся, газ поразил пилотов, и самолет потерял управление. Американские специалисты обнаружили на обломках следы тетранитрата пентаэритрита  — взрывчатого вещества, часто используемого для диверсий. Организаторы и заказчики теракта не найдены.

Этот инцидент пакистанские спецслужбы также напрямую связали с деятельностью КГБ в качестве кары за Бадаберу. При всём при этом в самом СССР эти события не получили общественной огласки.

Литература

• Великие правители XX века. Авторы-составители Островцов А. А., Островцова М. А. — М.Мартин, 2002. — 480 с.
• 100 великих диктаторов. — М.: Вече, 2002. — 656 с.

Отрывок, характеризующий Зия-уль-Хак, Мухаммед

Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.