Чайковский, Златко

Златко Чайковский
Златко Чайковский (справа) на встрече с Францем Хойблом
Общая информация
Прозвище	«Чик»
Родился	24 ноября 1923(1923-11-24) Загреб, Королевство СХС
Умер	27 июля 1998(1998-07-27) (74 года) Мюнхен, Германия
Гражданство	Югославия Югославия НГХ
Рост	164 см
Позиция	защитник
Карьера
Молодёжные клубы
1937—1939	ХАШК
Клубная карьера*
1939—1945	ХАШК
1946—1955	Партизан	157 (21)
1955—1958	Кёльн	57 (7)
1958—1960	Хапоэль (Хайфа)
Национальная сборная**
1942—1943	Хорватия	2 (0)
1946—1955	Югославия	55 (7)
Тренерская карьера
1961—1963	Кёльн
1963—1968	Бавария
1968—1969	Ганновер 96
1970	Киккерс (Оффенбах)
1970—1971	Динамо (Загреб)
1971—1973	Нюрнберг
1973—1975	Кёльн
1976	Киккерс (Оффенбах)
1977—1978	АЕК
1978—1980	Цюрих
1980	Гринчен
1981	ГАК
1982	АЕК
1983—1984	Аполлон (Каламария)
Международные медали
Олимпийские игры
Серебро	Лондон 1948	футбол
Серебро	Хельсинки 1952	футбол
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Златко Чайковски (сербохорв. Zlatko Čajkovski / Златко Чајковски; 24 ноября 1923, Загреб, Королевство СХС — 27 июля 1998, Мюнхен, Германия) — югославский футболист и тренер. Участник двух Чемпионатов мира и Олимпийских игр. Его брат Желько также был футболистом.

Карьера игрока

Клубная

Профессиональную карьеру игрока Чайковский начинал в загребском клубе «ХАШК», а затем продолжал в белградском «Партизане». За ХАШК выступал до и во время Второй мировой войны, не отметился какими-либо достижениям, хотя клуб боролся за первое место.. Тогда главной звездой клуба был Ицо Хитрец, но вскоре Чайковский стал главным игроком клуба. По окончании войны клуб был распущен (большая часть архивов сгорела в конце войны), и Чайковский перешёл в белградский «Партизан», который тогда был главным клубом Югославской народной армии. В первом послевоенном сезоне 1945 года Чайковский принёс клубу второе место в первенстве Югославии. В следующем сезоне 1946/1947 годов Златко провёл 20 игр и забил три гола, чего клубу хватило для победы в чемпионате. Ещё один титул Златко выиграл в сезоне 1948/1949 годов, а затем выиграл три Кубка Югославии (тогда он назывался Кубок Маршала Тито) в 1947, 1952 и 1954 годах.

В обмен на отказ от игр за сборную Златко Чайковский получил право выступать в иностранных клубах. В 1955 году Златко уехал в Кёльн, в котором в первом сезоне провёл 24 матча и забил два гола. Всего он сыграл три сезона, прибавив 29 игр и 2 мяча в чемпионате (в кубке провёл всего три игры и забил один гол). Завершил карьеру в Израиле, команде «Хапоэль» из Хайфы в 1960 году после 23 лет игровой карьеры.

В сборной

Чайковский выступал за молодёжную сборную Королевства Югославии, сыграв два матча против молодёжных команд Румынии и Венгрии. Во время Второй мировой войны он сыграл также два матча за команду Независимого государства Хорватии: первая игра состоялась 1 ноября 1942 в Штутгарте против немцев и закончилась убедительной победой хозяев со счётом 5:1; вторая состоялась 6 июня 1943 в Братиславе против словаков, и там успех праздновали хорваты, выиграв 3:1.

За сборную воссоединившейся Югославии (СФРЮ) Златко сыграл 55 игр и забил семь голов. Первый матч состоялся 29 сентября 1946 против Чехословакии. Первый гол забил 7 октября 1946 во встрече в Тиране с Албанией (югославы выиграли 3:2). Также он забивал Норвегии в Осло (победа югославов 3:1), Израилю в Тель-Авиве (победа югославов 5:2), СССР в Тампере (победа югославов 3:1), Дании в Хельсинки (победа югославов 5:3), ФРГ в Хельсинки (победа югославов 1:3) и Людвигсхафене (победа немцев 3:2). Последний гол был забит именно в Людвигсхфене 21 декабря 1952, последнюю игру Златко сыграл 15 мая 1955 против Шотландии.

В составе югославской сборной он выиграл серебряные медали Олимпиад 1948 и 1952 года. Также сыграл на первенствах мира 1950 и 1954 года. В 1953 году Чайковский сыграл матч в составе сборной мира против команды Великобритании, который завершился ничьёй 4:4. В составе сборной мира выступали также югославы Владимир Беара, Бранко Зебец и Бернард Вукас.

Карьера тренера

В Немецкой спортивной академии в Кёльне Златко Чайковский обучался на футбольного тренера в группе под руководством профессора Хеннеса Вайсвайлера и успешно сдал экзамены, получив диплом. В 1962 году Златко в качестве тренера «Кёльна» побеждает в чемпионате ФРГ. Через год после успеха Златко переходит в «Баварию», которую сумел вывести в Бундеслигу. С мюнхенцами Чайковский выиграл дважды кубок ФРГ в 1966 и 1967 годах, а затем и Кубок обладателей кубков УЕФА 1966/1967, победив в финале шотландский «Рейнджерс». До конца своей жизни Златко оставался одним из важнейших деятелей в клубе, подготавливая параллельно игроков и для выступления в сборной Германии.

Интересные факты

• Своё прозвище «Чик» получил из-за невысокого роста (всего 164 см). В то же время словом «чик» раньше в Югославии называли сигаретный окурок.

Ссылки

• [www.reprezentacija.rs/reprezentativci/Cajkovski%20Zlatko.htm Профиль на сайте сборной Сербии]  (серб.)
• [d-nb.info/gnd/118666568 Каталог немецкой библиотеки]  (нем.)
• [www.geissbockfans.de/spieler/cajkov_z.htm Фотография Златко Чайковского]  (нем.)
• [www.fussballdaten.de/spieler/cajkovskizlatko/ Чайковский на сайте Fussballdaten.de]  (нем.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ca/zlatko-cajkovski-1.html Чайковский на сайте Sports-Reference.com]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Чайковский, Златко

– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.