Зловещие мертвецы (фильм)

Зловещие мертвецы
The Evil Dead
Жанр	фильм ужасов мистический фильм
Режиссёр	Сэм Рэйми
Продюсер	Роберт Таперт
Автор сценария	Сэм Рэйми
В главных ролях	Брюс Кэмпбелл Эллен Сэндуэйсс Хэл Делрих Бетси Бейкер Сара Йорк
Оператор	Тим Фило
Композитор	Джозеф Лодюка
Кинокомпания	Renaissance Pictures New Line Cinema
Длительность	96 мин.
Бюджет	$ 350 000
Сборы	$ 2 400 000 (США)
Страна	США США
Язык	английский
Год	1981
Следующий фильм	Зловещие мертвецы 2
Выход фильма «Зловещие мертвецы» (оригинальное название — The Evil Dead)

К:Фильмы 1981 года

«Зловещие мертвецы» (англ. The Evil Dead) — фильм ужасов, дебютная работа режиссёра и сценариста Сэма Рэйми, первая часть одноимённой трилогии. Премьера фильма состоялась 15 октября 1981 года в кинотеатре Redford Theater в Детройте.

«Зловещие мертвецы» были первым полнометражным проектом Сэма Рэйми, не считая любительской комедии 1977 года «Это убийство!» (англ. It's Murder!). Фактором, позволившим привлечь инвесторов для финансирования фильма, стала снятая Рэйми в 1978 году короткометражка «В лесах», во многом явившаяся прообразом «Зловещих мертвецов».

«Зловещие мертвецы» — один из 74 фильмов, которые попали под удар кампании Video Nasty, развернутой в 1980-х годах британскими религиозными организациями и прессой, критиковавшими проявления насилия и жестокости на киноэкране. Фильм стал объектом серьёзных нападок цензуры, вследствие чего в некоторых странах был или запрещён к прокату, или вышел в сильно урезанной версии (в частности, в Германии фильм был урезан на 17 минут). Из-за проблем с цензурой фильм, дистрибьюцией которого занималась компания New Line Cinema, в своё время не смог стать коммерческим хитом, тем не менее к настоящему моменту собрал в мировом прокате более 29 миллионов долларов, породил два продолжения и два ремейка и сформировал один из самых известных в истории фильмов ужасов франчайзов, центральный персонаж которого (Эш Уильямс) впоследствии стал главным героем множества комиксов и видеоигр.

Сюжет

Пятеро молодых людей (Эш, Линда, Шерил, Скотти и Шелли) приезжают в снятую ими по дешёвке пустующую хижину в лесах Теннесси, ранее принадлежавшую учёному-археологу. В погребе Скотти и Эш обнаруживают странную книгу, зловещий кинжал и магнитофон с записью, сделанной бывшим хозяином дома. Прослушав плёнку, герои узнают, что книга была найдена учёным в древних руинах Кандара, имеет переплёт из человеческой кожи, написана человеческой кровью и называется Naturan Demanto (см. Некрономикон), что в приблизительном переводе звучит как Книга Мёртвых. Запись также содержит заклинание из книги, и прочитав его, герои тем самым пробуждают в окрестных лесах демоническую сущность.

Ночью кандарийские демоны заманивают Шерил в лес, где её насилуют ожившие ветви и корни деревьев. Вырвавшись, Шерил возвращается в дом, но её рассказу никто не верит. Эш (брат Шерил) всё-таки решает отвезти сестру в город, однако выясняется, что дорога назад отрезана, поскольку мост через ущелье разрушен. Эш и Шерил возвращаются в хижину. Здесь Эш прослушивает остальную запись и узнаёт, что призванные с помощью книги демоны могут вселяться в тела людей, и тогда единственным способом остановить их является полное расчленение тела. Вскоре демоны подчиняют себе Шерил, которая превращается в бледноглазого левитирующего дедайта и обещает всем в доме скорую смерть. Притворившись после этого мёртвой, Шерил втыкает карандаш в лодыжку Линды (девушки Эша). В ходе дальнейшей драки Скотти удаётся ударить Шерил обухом топора и столкнуть в погреб, где он запирает её. Потерявшую сознание Линду относят в соседнюю комнату.

Спустя некоторое время демоны вселяются в подошедшую к окну Шелли. Дедайт-Шелли нападает на Скотти, однако тому удаётся отбиться, ударить её кандарийским кинжалом и в итоге расчленить топором. Парни собирают останки Шелли в простыню, выносят из дома и закапывают, после чего Скотти решает не ждать утра и отправляется искать другую дорогу в обход ущелья. Эш идёт проверить Линду и видит, что та тоже одержима. Дедайт-Линда, пока не проявляя агрессии, садится в проёме двери и начинает истерично хихикать. В дом возвращается полумёртвый Скотти, который рассказывает, что нашёл тропу, но был атакован деревьями. Тем временем демоны возвращают Линде и сидящей в подвале Шерил нормальный вид и голос, пытаясь усыпить бдительность Эша. Когда обман раскрывается, Эш вытаскивает Линду на улицу и бросает её там. Вернувшись проверить Скотти, Эш обнаруживает, что тот скончался от полученных ран.

Линда заявляется в хижину и бросается на Эша с кинжалом, однако в процессе схватки сама падает на него. Эш несёт её тело в сарай, чтобы распилить бензопилой, однако в конце концов решает просто похоронить, закопав рядом с Шелли. Линда внезапно оживает, нападает на Эша, и тот в итоге обезглавливает её лопатой. Вернувшись в дом, Эш обнаруживает, что Шерил выбралась из подвала и бродит снаружи. Заперевшись в доме и вооружившись ружьём, Эш отправляется в подвал за патронами. С этого момента демоны начинают запугивать его литрами льющейся отовсюду крови и прочей чертовщиной. Пока Шерил пытается выломать дверь и добраться до Эша, оживает и дедайт-Скотти. Защищаясь, Эш замечает около камина дымящуюся Книгу Мёртвых, видит аналогично дымящегося Скотти и понимает, что если сжечь книгу, то погибнут и дедайты. В этот момент Скотти хватает Эша за ноги и валит на пол, где его пытается добить кочергой проникшая в дом Шерил. С помощью ранее подаренной Линде безделушки на цепочке Эшу удаётся подтянуть к себе книгу и бросить её в огонь. Тела дедайтов перестают двигаться и разлагаются на глазах у Эша. Затем из гниющих тел вырываются чьи-то лапы, но вскоре это прекращается, и тела окончательно разрушаются и исчезают.

Видя, что зло отступило, и наступил рассвет, Эш выходит на улицу. Концовка фильма — стремительный полёт через лес и дом камеры, символизирующей демона, который набрасывается на Эша сзади.

В ролях

• Брюс Кэмпбелл — Эш Уильямс
• Эллен Сэндуэйсс — Шерил Уильямс
• Ричард Демэникор — Скотт
• Бетси Бейкер — Линда
• Тереза Тилли (наст. имя Тереза Тилли) — Шелли
• Скотт Шпигель — Фэйк Шемп

Съёмочный процесс

Фильм был снят на 16-миллиметровую киноплёнку, после чего переведён в формат 35 мм. Съёмки проходили в настоящей заброшенной хижине близ Морристауна (англ. Morristown) — окружного центра в штате Теннесси. В доме не было погреба: для сцен спуска героев в подвал в полу было проделано отверстие и вырыта яма 5×6 футов, куда была спущена лестница. Сцены в самом погребе снимались на ферме продюсера фильма Роберта Таперта в Маршалле (англ. Marshall), штат Мичиган, а также в гараже Сэма Рэйми. Основные съёмки продолжались с 14 ноября 1979 года по 26 января 1980, превысив предполагавшийся графиком срок в 6 недель. В связи с этим в конце декабря большинство актёров покинуло проект. Чтобы доснять фильм, Рэйми использовал многочисленных дублёров, фигурирующих в титрах как «fake shemps» и зачастую изображавших только руки или ноги оригинальных актёров.

• Концовка фильма — стремительный полёт через лес и дом камеры, символизирующей демона, который набрасывается на Эша сзади, ещё появилась во второй части.
• Рабочее название картины — «Книга мёртвых» (англ. Book of the Dead), изменённое по настоянию не указанного в титрах продюсера фильма Ирвина Шапиро (англ. Irvin Shapiro), считавшего, что «книжное» название отпугнет от фильма молодую аудиторию. В Германии фильм прошёл под названием «Танец дьявола» (нем. Tanz der Teufel). Итальянское название фильма — «Дом» (итал. La Casa), из-за чего в Италии у «Зловещих мертвецов» впоследствии появились три «продолжения» (La Casa 3-5), не имеющих отношения к оригиналу.
• Профессора, голос которого звучит с магнитофонной ленты, озвучивал Боб Дориан (англ. Bob Dorian) — ведущий телеканала AMC (American Movie Classics).
• Автомобиль, на котором компания приехала к дому — Oldsmobile Delta 88 1973-го года выпуска, неизменно появлявшийся и в других фильмах Сэма Рэйми.
• Двух рыбаков, стоящих на обочине дороги в начале фильма, играли сам режиссёр Сэм Рэйми и продюсер Роберт Таперт. Среди слов рокового заклинания можно различить фразу «Sam and da Robsa das ist hikers dan dee roadsa», соответственно переводящуюся как «Сэм и Роб голосуют у дороги». Таперта также можно заметить стоящим у дерева, когда автомобиль начинает пересекать мост.
• Один из рисунков в Книге Мертвых — стоящий спиной крылатый демон с хвостом — позаимствован из картины английского поэта, художника и мистика Уильяма Блэйка «The Great Red Dragon and the Woman Clothed in Sun».
• Белые контактные линзы, создававшие эффект демонических глаз, были настолько толстыми, что в сцене нападения Линды на Эша актриса Бетси Бэйкер играла вслепую.
• В подвале дома (в сцене нахождения книги и магнитофона) можно заметить порваный постер фильма Уэса Крэйвена «У холмов есть глаза».
• Дом, использовавшийся для съёмок фильма, впоследствии сгорел. От него остался лишь фрагмент кирпичной трубы и вырытая для сцены спуска в погреб яма. Место продолжает быть объектом паломничества поклонников фильма.

Влияние

• Клип группы Lordi на песню Blood Red Sandman является отсылкой к событиям фильма.
• Клип Everlong группы Foo Fighters визуально очень схож с фильмом Сэма Рэйми и, как считается, режиссёр клипа Мишель Гондри создавал его под вдохновением от «Зловещих мертвецов».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
• Клип канадской группы Strapping Young Lad — Love? пародирует фильм.
• В дебютном альбоме группы Death есть песня Evil Dead.
• У голландской дэт-метал группы Legion of the Damned на альбоме 2011 года «Descent into Chaos» есть песня Repossessed описывающая сюжет фильма.
• В 2015 году на телеканале Starz вышел сериал «Эш против зловещих мертвецов». Исполнительным продюсером которого стал режиссёр всех трех частей Сэм Рэйми, а Брюс Кэмпбелл исполнил главную роль.
• Фильм «Песочница Сатаны» 2006 года имеет большое количество отсылок к «Зловещим мертвецам».
• У российской группы "Сектор газа" есть альбом 1990 года с одноимённым названием.

Ссылки

• «Зловещие мертвецы» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [leonscripts.tripod.com/scripts/EDEAD.htm Сценарий фильма]
• [www.deadites.net Блог о трилогии]

Отрывок, характеризующий Зловещие мертвецы (фильм)

«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.