Змаевичи
Поделись знанием:
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
(перенаправлено с «Змаевич»)
Змаевичи — знатное семейство из города Пераст в Боке Которской (историческая область Далмация, ныне Черногория), представители которого оставили заметный след в истории Черногории, Сербии, Хорватии и России в XVII—XVIII веках.
Согласно родовой легенде, род Змаевичей когда-то был православным и происходит из черногорского селения Негуши. И лишь позднее, после переселения в Пераст, после ряда браков род стал католическим: три православных Змаевича женились на девушках из католических семей и крестили сыновей в католической вере.
Известные представители рода
- Андрия Змаевич (16.06.1624—07.09.1694) — деятель католической церкви, писатель. 23.02.1671 папа Климент X назначил его архиепископом Бара и примасом Сербии. Автор книги «Церковные хроники». Агитировал за использование славянского языка (некоторые части его «Хроник» были написаны по-славянски кириллицей и лишь затем переведены на латынь).
- Крсто Змаевич (03.05.1640—1698) — мореплаватель, торговец и воин; младший брат Андрии Змаевича. В 1671 году был избран капитаном (мэром) Пераста. Командовал сожжением пиратских кораблей в Албании, за что был награждён золотой цепью от венецианского Сената. В 1679 году был избран капитаном Пераста повторно и руководил подготовкой к обороне города от турок и пиратов.
- Вицко Змаевич (23.12.1670—11.09.1745) — деятель католической церкви, писатель, сын Крсто Змаевича. 18.04.1701 папа Климент XI назначил его архиепископом Бара и примасом Сербии. Папский нунций в Албании, Македонии и Сербии. 22.05.1713 был назначен архиепископом Задара. Известна его книга «Specchio della Verita» («Зеркало правды») в 12 главах.
- Матия Змаевич (1680—25.08.1735) — флотоводец, сын Крсто Змаевича и младший брат Вицко Змаевича. С 1712 года — командующий галерным флотом Петра I. Отличился во время Северной войны, за что был произведен в вице-адмиралы. В 1725 году был награждён недавно учрежденным орденом Св. Александра Невского, а в 1727 году произведен в полные адмиралы российского флота.
|
Напишите отзыв о статье "Змаевичи"
Отрывок, характеризующий Змаевичи
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.