Змај

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Змай»)
Перейти к: навигация, поиск

Змай; Завод аэропланов и гидроавиации Змай (серб. Фабрика аероплана и хидроавиона Змај) — югославский авиационный завод, существовавший в период 1927—1946 годов в Земуне. Была основана 15 марта 1927 года по адресу: улица Тошин бунар 27. Её основателями были инженер Йован Петрович (серб. Јован Петровић) и промышленник Драголюб Штерин (серб. Драгољуб Штерић).





История

Первоначально Змай занимался ремонтом самолетов и военной техники, а также производством простых деталей. Малая производственная площадь не позволяла организовать значительное производство. Это продолжалось до переезда завода на новое место в 1929 году на улицу Карађорђеву, где появились условия для промышленного производства. Там был сформирован новый цех, закуплено новое оборудование и приняты новые рабочие всех специальностей. таким образом Змай был способен удовлетворить требованиям по производству 32 самолетов Hanriot HD.320 с двигателями Сальмсон мощность 120 л.с. и 10 учебных гидросамолетов Hanriot HD.41H с поплавками. Первые самолеты были доставлены в аэропорт Белграда 17 марта 1928 года, а к концу года была выполнена вся программа. После первой успешной работы Змай в 1929 году получил новую техническую задачу на освоения производства трех истребителей Dewoitine D.27 металлической конструкции.

В 1930 году Змай выполнил заказ на постройку 20 французских самолетов Gourdou-Leseurre B3/GL.22, предназначенных для промежуточной подготовки летчиков-истребителей и в то же время был получен заказ на постройку 15 учебно-тренировочных самолетов Физир-Рајт и трех гидросамолетов того же типа, которые были поставлены с двигателем Юпитер морской авиации Королевства Югославии.

В 1930 году Югославский Аэроклуб заказал Змаю первые три тренировочных биплана Физир ФН с моторами Walter NZ мощностью 90 кВт (120 л.с.), которые представляли собой развитие прототипа, изготовленного в 1929 году в мастерской инженера Рудольфа Физира в Петроварадине. После того как самолет Физир ФН показал себя очень хорошей машиной для подготовки спортивных пилотов в Аэроклубе, командование ВВС Королевства Югославии решило заменить все ранее использовавшиеся самолеты Hansa-Brandenburg и Hanriot на Физир ФН, который показал себя пригодным для базовой подготовки пилотов армейской авиации. В период с 1931 по 1941 годы завод Змай изготовил 136 самолетов данного типа.

Во время Великой депрессии, которая затронула компанию в 1932 году (на Змае работало всего 15 сотрудников) и до 1935 года, на заводе смогли собрать два трехмоторных самолета на семь пассажирских мест Spartan Cruiser, которые строились по английской лицензии в 1935 году для югославской авиакомпании Аеропут. В дополнение к инженеру Физиру, работавшему в своей мастерской и бывшим одновременно главным инженером и дизайнером Змая, на заводе работал инженер Душан Станков, под руководством которого на Змае в 1934 году, в разгар экономического кризиса, на базе переходной модели биплана Физир ФП-1, был подготовлен учебный самолет Физир ФП-2, с двигателем Gnome Ron K-7. Таким образом, компания готовилась к пост-кризисному периоду.

После Великой депрессии в 1936 году Змай по программе модернизации ВВС построил несколько серий учебных Физир ФП-2 (всего 66 экземпляров). Змай быстро восстановился, и в 1937 году имел капитал в 8 млн динаров, а 1939 году 20 млн основных фиксированных и 34 млн оборотных средств. В этот момент на заводе работало в общей сложности около 1000 сотрудников.

Перед войной Змай принял участие в конкурсе на выбор легкого бомбардировщика. По конструкции технического директора завода Станкова и инженера Дукича был изготовлен прототип самолета Змај Р-1 с двумя двигателями Hispano Suiza 14АВ мощностью 500 кВт (670 л.с.), смешанной конструкции и хорошо вооруженного. Но испытания бомбардировщика в полете не были завершены.

В 1940 году Змай построил 16 истребителей Hawker Hurricane Mk.1 с двигателем Rolls-Royce Merlin мощностью 770 кВт (1030 л.с.). Последние два Харрикейна были поставлены югославской армии уже во время войны, 11 апреля 1941 года.

Во время войны, Змай продолжал работать. Он занимался в основном ремонтом немецких самолетов и самолетов независимого государства Хорватия. Последние 10 самолетов Физир ФН строились в 1943 году по заказу Хорватских ВВС, но не были завершены до освобождения Югославии.

После освобождения Земуна 22 октября 1944 года Змай продолжил свою работу по техническому обслуживанию воздушных судов и другой техники Югославской народно-освободительной армии. Фронт находился на расстоянии 100 км от Земуна и война продлилась ещё 7 месяцев.

В 1945—1946 года Змай был национализирован и компания стала народной. Часть производственного оборудования и рабочих Змая, вместе с заводом Рогожарски были присоединены в 1946 году к земунскому заводу Икарус как полностью национализированный Государственный авиационный завод (Државна Фабрика Авиона). С этех пор, Змай прекратил существование в качестве завода самолетов и гидросамолетов.

За 19 лет своего существования завод, произвел 359 самолетов. Разработал и изготовил прототип 4 самолетов отечественной разработки и 8 типов самолетов, выпускаемых на основе приобретенных лицензий.

Самолеты отечественных разработок

  • Физир-Рајт — учебный (15 экз. в 1930 году)
  • Физир Ф1М-Јупитер — учебный (5 экз. гидросамолетов в 1930 году)
  • Физир-Лорен — учебный (15 экз. замена двигателя Майбах на Лорен, 1932 год)
  • Физир ФН — учебный (129 экз. + 4 гидросамолета + 3 спортивных + 1 прототип в 1930 году, до 1937 года)
  • Физир ФП-1 — учебный (1 экз. — прототип, 1934 год)
  • Физир ФП-2 — учебный (66 экз. 1936 год)
  • Змај Р-1 — многоцелевой истребитель—бомбардировщик—разведчик (эсминец) (1 экз. — прототип, 1940 год)

Самолеты производимые по лицензии

Напишите отзыв о статье "Змај"

Ссылки

  • [www.cofe.ru/avia/Z/Z-3.htm Zmaj aircraft (Самолеты Змай)]

Отрывок, характеризующий Змај

– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…