Змеевик (медальон)

Змеевики (змеевые луны) — металлические и каменные медальоны обычно округлой, овальной, иногда восьмиугольной формы с изображением христианского святого с одной стороны и змей (от 6 до 14) с другой; служили амулетами от болезней.

Иконография головы Горгоны — характерная черта популярных византийских и древнерусских амулетов — «змеевиков», где она является изображением дна — болезнетворного демона.

Появившись в русской культуре в XI—XII вв., змеевики продолжают бытовать вплоть до XV—XVI вв. На лицевой стороне находилось изображение какого-либо христианского сюжета, например, Богородицы, Михаила-архангела, Бориса и Глеба, проч., и греческая надпись-молитва, а на оборотной стороне, прилегавшей к груди владельца и невидимой для окружающих, господствовали два восходящих к античности сюжета: отрубленная голова горгоны Медузы со змеями, вырастающими из неё, и змееногая прародительница скифов, также окружённая змеями.

Самый знаменитый из древнерусских змеевиков — «Черниговская гривна Владимира Мономаха». Подобные артефакты свидетельствуют о сохранении в православной Руси пережитков язычества.

Черниговская гривна		Яшмовый змеевик (ГИМ). Оборотная «приличная» сторона с изображением святых.		Смоленская гривна

См. также

Горгонейон

Ссылки

• [ka2.ru/under/fobos_medusa.html Змеевики на сайте «Хлебникова поле»]

Отрывок, характеризующий Змеевик (медальон)

Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.