Змеев, Андрей Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Змеев А. И.»)
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Иванович Змеев
Дата смерти

21 декабря 1742(1742-12-21)

Место смерти

Ставрополь

Принадлежность

Российская империя

Род войск

лейб-гвардия, гарнизонные войска

Годы службы

? — 1742

Звание

бригадир

Командовал

Крепость Ставрополь

Сражения/войны

Азовские походы
Северная война

Андре́й Ива́нович Зме́ев (? — 21 декабря 1742, Ставрополь) — бригадир, первый комендант города Ставрополя (ныне Тольятти).





Биография

Андрей Змеев — представитель старинного дворянского рода, известного в России ещё с 1500-х годов. Родился в Казанском царстве. Его предки были казанскими служилыми дворянами, владевшими селами Пелепелицыно и Городищи Казанского уезда

Поступил на военную службу, принимал участие в Азовских походах Петра I, а также в Северной войне. Кавалер боевых орденов Российской империи.

В 1725 году становится майором лейб-гвардии Преображенского полка. В 1736 году получает чин полковника.

В 1737 году получил назначение на должность коменданта заложенного на Волге города-крепости.

В 1741 году Андрей Змеев получил звание бригадира.

Умер в Ставрополе в 1742 году. Похоронен был в родовом имении в Рязанской губернии.

Был женат на Дарье Лаврентьевне Загоскиной (во втором браке за генерал-поручиком Фёдором Тимофеевичем Хомяковым). Её мать — дочь пленного шведского барона Александра фон Эссен, отец — представитель старинного дворянского рода Загоскиных. Детей не было.

Деятельность на посту коменданта Ставрополя

Получив назначение в 1737 году вместе с супругой переезжает в строящийся город. Во многом именно благодаря мнению Змеева город и получил своё название Ставрополь (руководивший основанием города Василий Татищев предлагал название Епифания).

Андрей Змеев ещё во время строительства крепости добился разрешения на поселение русских крестьян вокруг города, чтобы калмыки, для которых и строился город, «к кошению сена и пашке хлеба, а потом и к поселению возымели охоту». Он же добился поселения в самом Ставрополе купцов из Казанской губернии для развития торговли.

В 1740 году стараниями Андрея Змеева в городе появилась русско-калмыцкая школа, для которой были присланы учителя, тогда же в городе появилась и первая больница.

Его жена, Дарья Лаврентьевна, считаясь второй дамой Ставрополя (после калмыцкой княгини Анны Тайшиной) всячески помогала мужу в его начинаниях. По свидетельствам современников «госпожа комендантша была барыня добрая и прекрасная». При её доме появился первый в городе фруктовый сад.

Напишите отзыв о статье "Змеев, Андрей Иванович"

Литература

  • Овсянников В. А. Часть I // Ставрополь — Тольятти: Страницы истории. — Тольятти: Изд-во Фонда «Развитие через образование», 1997. — 364 с илл. с. — ISBN 5-88299-016-5.
  • Лобанова Н. Г. [www.ddt.lifecity.ru/20/12.html Первая комендантша Ставрополя] // Деловая дама Тольятти : журнал. — Тольятти, 2007. — № 2. — С. 20-21.

Ссылки

  • [www.tgl.ru/tgl/meria/arxiv/fond/komendants.htm Коменданты Ставрополя на сайте мэрии Тольятти]
  • [www.tgl.ru/tgl/meria/arxiv/fond/hdl.htm Хомякова Дарья Лаврентьевна — жена бригадира А. И. Змеева]

Отрывок, характеризующий Змеев, Андрей Иванович

Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.