Радужный змей

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Змея-радуга»)
Перейти к: навигация, поиск

Радужный змей (радужная змея, змея-радуга) — персонаж мифологии аборигенов Австралии, покровитель неба, воды, дождя, плодородия, шаманов и знахарей. У разных народов Змей известен под разными именами (Вонамби, Вондьина, Унгуд, Унгур), большинство имён образованы от слов и словосочетаний со значениями, связанными с водой[1]. Обитает в прудах и источниках.

У некоторых народов Радужный змей играет важную роль в мифах о сотворении мира. Считалось, что шаманы получают свои необыкновенные способности от Радужного змея: Змей изрыгает кварцевые кристаллы, которые затем глотает шаман[2].

Предположительно, прообразом Радужного змея являются огромные вымершие змеи рода Wonambi, населявшие Австралию и вымершие после прихода туда человека. Своё название род получил по одному из имён Змея в австралийских мифах.


Напишите отзыв о статье "Радужный змей"



Примечания

  1. Элиаде, Мирча. Вондьина и Змея-Радуга // [www.fidel-kastro.ru/religia/eliade/ausralia.htm#2.8 Религии Австралии] = Australian Religions. — СПб: Университетская книга, 1998. — 319 с.
  2. Элиаде, Мирча. Знахари и Змея-Радуга // [www.fidel-kastro.ru/religia/eliade/ausralia.htm#4.9 Религии Австралии] = Australian Religions. — СПб: Университетская книга, 1998. — 319 с.


Отрывок, характеризующий Радужный змей

Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.